Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования

При создании «Стыр Ныхаса» в его руководство сразу же проводится весьма респектабельный и импонирующий Владикавказу южный осетин Л. А. Чибиров, ректор Юго-Осетинского пединститута, обнаруживающий большую восприимчивость к идее легитимизации своей республики через переговорное «признание». Первыми же своими выступлениями на «Стыр Ныхасе» этот деятель, толкующий об интеграции технологических процессов и энергосетей двух Осетий, о трудоустройстве югоосетинских безработных, а заодно предлагающий… передавать преступников с юга для отбытия наказания в североосетинских тюрьмах [СО, 1993, 27 мая], – показывает себя человеком, более чем отвечающим галазовской программе. За лето в Цхинвале подготавливается низвержение героя ноябрьской битвы за Пригородный район Тезиева, а с ним и Чочиева, нарушившего свой зарок на хождение демократов во власть. 18 августа «Северная Осетия» печатает интервью с некими южными осетинами, обвиняющими обоих этих лидеров в том, что те месяцами не появляются в своей республике, правя ею из Москвы. На исходе того же месяца Кулумбеков их обоих отрешает от должностей по интересному обвинению в том, что «и тот, и другой видели успех в выходе республики из кризиса лишь в расширении возможностей коммерческой деятельности» [СО, 1993, 31 августа]. Однако собравшийся в сентябре югоосетинский Верховный Совет осуждает Кулумбекова за самоуправный акт… и уже своей властью низлагает его вместе с Чочиевым и Тезиевым, провозгласив президентом Чибирова.

Происшедшее в Цхинвале в ту осень восстанавливается очень смутно. Похоже, возникла некая междоусобица, яркими эпизодами которой были убийство замминистра обороны республики А. Джиоева командиром республиканского ОМОНа Т. Сиукаевым и громкий (со взрывом) уход последнего из-под стражи, которую при нем несли представители УВД, ОМОНа и батальона миротворческих сил [СО, 1993, 22 декабря]. Позднее Тезиев и Чочиев в разных местах были арестованы, и по крайней мере последний отбывал в течение 1990-х заключение в Цхинвале по каким-то уголовным статьям. Чибиров укоренился в своем президентстве. Галазовская команда оказалась застрахованной от неприятностей со стороны выкорчеванных южных пассионариев. Южная Осетия осталась для Владикавказа воплощением престижной задачи, но перестала быть источником самостоятельных политических импульсов: политическое целеполагание в осетинском ареале всецело сосредоточивается на севере, распределяясь между стыкующимися «Стыр Ныхасом», носителем «народного мнения», и администрацией, носительницей власти (этакая осуществленная мечта русских славянофилов XIX века!).

Галазов обобщил новый функциональный расклад в октябрьской речи на Верховном Совете, где, поклявшись в верности осетинской интеграции, предался нападкам на неких зацикленных на этой идее «экстремистов» [СО, 1993, 30 октября]. «От национальной идеи объединения одного народа в единое целое никто не отказывается. Для того чтобы осуществить идею, следует отказаться от национального экстремизма, от постоянного стремления выступать в роли отцов нации и единственных поборников за объединение народа в одном национально-государственном образовании. В конце концов, мы, представители одного народа, по-разному болеем за его судьбу, но у нас и меры ответственности разные». С падением на юге политиков, утверждавших «суверенитет факта», Галазов теперь позволяет себе поиграть и с таким не очень ему близким толкованием «затравленной» югоосетинской суверенности. «Кардинальный вопрос, на который должен быть дан ответ в ближайшей перспективе, сводится к определению политического статуса Южной Осетии. Она, хотя и в трудных условиях, сегодня живет и развивается как суверенная республика. Это свершившийся факт, и с ним надо считаться. Убежден, что рано или поздно к осознанию этой непреложной истины придут политические лидеры и Грузии, и России, и мирового сообщества».