Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования

Соотношение этих двух видов трагикомедии – космической и социальной – высветляют результаты работы Олкера, Ленерт и Шнейдера, посвященной «аффективным сюжетным структурам» евангельских повествований, исторически продемонстрировавшим свою способность вкладывать смысл в жизнь многих миллионов людей, верующих и неверующих [см.: Alker, Lehnert, Schneider 1985: 49 и сл.]. Отправным пунктом этого исследования стали раздумья над известным этюдом А. Тойнби «Страсти Христовы» [см.: Toynbee 1948: 376 и сл.], где знаменитый культуролог выделяет в евангельской истории Иисуса 87 сюжетных мотивов, засвидетельствованных в тех или иных комбинациях также в других преданиях эллинистического Средиземноморья: в историях погибших в III–II веках до нашей эры реформаторов политического строя Рима и Спарты (умерщвленные олигархами спартанские цари Агис и Клеомен, братья Гракхи), в рассказах о вождях происходивших в ту же эпоху восстаний рабов Сицилии и Малой Азии и так далее. К таким мотивам относятся: царское, но не вполне законное происхождение героя; его угроза, воззвав к народу, дискредитировать неправедные власти; посулы царства, где верные ему будут вознаграждены по заслугам, а не по праву рождения; образ верящей в его высокое назначение матери; появление предателя; последняя трапеза с друзьями и ночь, проведенная в душевных терзаниях; несправедливый суд, где герой отвергает предложенные ему лазейки; образ благосклонного к герою чужеземного правителя, в конце концов поддающегося давлению гонителей праведника; казнь и посмертное почитание и так далее. Причем в ряде случаев этот сюжетный параллелизм подкрепляется общностью языковых формул и предметных деталей.

Во всех этих перекличках, образующих достаточно связный и развернутый метасюжет, Тойнби усматривал отголоски драмы о «герое с машиной времени», пытающемся вернуть дряхлеющее общество к его здоровым началам. Эта драма будто бы перманентно развертывалась на стыке истории и фольклора в коллективном сознании народных масс позднеантичного мира, настойчиво накладываясь этим сознанием на самые разные реальные события и давая форму повествованию о них.

Стремясь верифицировать достоверность гипотезы Тойнби с его двусмысленным замечанием о Боге, воплотившемся в вымысле, Олкер и его коллеги применили методику анализа повествования через выделение так называемых «аффективных сюжетных единиц», разработанную Ленерт. В соответствии с этой методикой фабульная линия каждого из героев разбивается на позитивные и негативные внешние события в его судьбе, а также на его внутренние ментальные состояния. Между этими событиями и состояниями устанавливаются связи разных видов: мотивации (внешние и внутренние) для ментальных состояний; актуализации, то есть позитивные или негативные следствия внутренних состояний; эквивалентности одних событий и состояний другим; их сменяемость друг другом, а также информационные связи между событиями и состояниями в судьбах разных персонажей. Так получается 20 простейших сюжетных единиц с особыми названиями типа «успех», «неудача», «проблема» и так далее. А уже из сочетаний этих нарративных «атомов» строятся структуры, более сложные, но также обладающие достаточной устойчивостью и повторяемостью – своего рода «молекулы» повествования, вроде «успешного осуществления замысла», «успеха, обеспеченного благоприятной возможностью» и пр. [см.: Lehnert 1981: 293 и сл. Олкер 1987: 421 и сл.].

Когда исследователи в соответствии с этой методикой проделали параллельно кодировку метасюжета, выведенного Тойнби, и собственно тех частей Евангелия, на которые этот автор опирался, а затем сравнили полученные результаты, картина получилась нетривиальной. В тойнбианском метасюжете опорными звеньями оказываются:

1) намерение героя обратиться к народу в ущерб властям;

2) успех властей в кризисных для них обстоятельствах;

3) месть властей герою, его умерщвление и последующее возвеличивание.

В центре этой драмы находится религиозно и нравственно освященное восстание против незаконной власти, ведущее героя к «скрытому блаженству». Последнее понятие сугубо терминологично: так обозначается одна из атомарных сюжетных единиц в кодировке Ленерт, символизирующая в общем случае тождество некоего негативного события последующему событию позитивному. В разбираемом случае «скрытое блаженство» конкретизируется как прославление и моральная победа героя-революционера и социального реформатора, достигнутые ценой его страдания и смерти.