Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования

Метаисторическим разработкам с выходом на поэтику политики дала новый стимул формирующаяся в 1970-х и 1980-х годах в контексте компьютерной революции парадигма когитологии – науки о системах, оперирующих разными видами знаний. Когитологи рано осознают, сколь огромную роль играет в человеческих сообществах то, что древние греки звали «доксой». «Докса» – мнение, то есть импрессионистское знание, включающее в себя априорные структуры убеждений, каковые, выступая во многих случаях основанием для суждений о мире, в каждом акте такого суждения оказываются для самих судящих за пределами рефлексии и критики [см.: Абельсон 1987: 317]. Когитологи с широким гуманитарным кругозором давно отдают себе отчет в том, что, прослеживая и моделируя механизмы доксы, они вступают в предметную область, бывшую на протяжении тысячелетий предметом не только риторики, но и теории литературных жанров.

Система жанров представляет своего рода семиотическую сетку, наброшенную словесностью на мир и в значительной мере определяющую тот набор обобщенных метаобразов космоса, общества и истории, которым располагает конкретная культура. Поэтому в трудах американских когитологов, таких как Х. Олкер, В. Ленерт, Д. Шнейдер, мы обнаруживаем постоянные ссылки не только на Фрая, Уайта и К. Берка, но и на иных исследователей, работающих с ментальными структурами, лежащими в основании отдельных мировоззренчески значимых жанров [см.: Олкер 1987:408 и сл. Alker, Lehnert, Schneider 1985:49 и сл.]. К числу таких аналитиков принадлежат и два автора, концепциям которых я посвящаю данную статью. Это П. Гернади и Б. Берк. В частности, занимаясь трагедией, они принципиально по-разному очерчивают ее место среди иных модусов представления мира. Моя цель – показать, что, развивая аксиоматику каждого из этих авторов и в некоторых случаях обогащая ее результатами, которые нам дает ее приложение непосредственно к литературным текстам, мы приходим к предельным, наиболее глубинным метаисторическим мифам, неизменно преломляющимся в той или иной форме и в трудах профессиональных историков, и в популярных представлениях о природе и моральном смысле исторических перемен. Ни историку, ни политику не перешагнуть через эти мифы, открывающиеся нам в перспективе теории трагедии.

Жанры как способы трактовки конфликта

Исходная идея Пола Гернади состоит в возможности свести четыре жанровых мифа Фрая, истолкованных Уайтом в качестве модальностей восприятия истории, к двум ключевым прагматическим оппозициям. Каждый миф – комедия, трагедия, сатира или рыцарский роман – дает нам один из параметров включения автором читателя, зрителя или слушателя в конфликтный, диссонирующий мир [Hemadi 1991: 196 и сл.][51].

По Гернади, первична оппозиция «смех – скорбь». Олкер, Ленерт и Шнейдер настаивают на возможности истолковать ее как включение в мировое действо на стороне счастливцев или, соответственно, неудачников, как трактовку конфликтной ситуации в ракурсе чьей-то финальной победы или, напротив, поражения. Так конституируются мифы комедии и трагедии. Данная оппозиция пересекается с другой, противопоставляющей самоотождествление автора, читателя и так далее с выдвинутым в фокус героем действа – подчеркнутому дистанцированию от этого героя. При этом противопоставление «восхищение – негодование» выражается в мифах рыцарского романа и сатиры. Для первого характерно переживание вместе с героем его поражений и побед как равно выявляющих его величие, на полюсе же сатиры все совершающееся с персонажем вызывает скепсис, если не отвращение, будь то его успех или неудача.

В результате комбинации этих оппозиций Гернади обретает возможность изобразить множество модальностей включения в мир фигурой круга, по вертикали разделенного между полушариями смеха (вверху) и скорби (внизу), а по горизонтали – между полушариями самоотождествления с героем (слева) и сатирического отстранения от него (справа). Масса мелких делений на окружности соответствует гамме переходных модальностей, обозначенных названиями более или менее подходящих жанров английской драмы. В основном в верхней части различаются «смех вместе с героем» и «смех над ним», приравниваемые Гернади к «триумфу» и «фарсу». Мне не вполне ясно, какая жанровая форма способна скрываться за термином «триумф», поэтому дальше я предпочту обозначать сочетание самоотождествления и хвалы названием «волшебная сказка»: мне кажется, этот род фольклора с его героем, непременно торжествующим над драконами и злыми братьями, чтобы в итоге жениться на царевне и получить царство во власть, вполне отвечает той позиции, которую Гернади именует «триумфом». В нижней части круга Гернади «страданию вместе с героем» противопоставлено «сожаление о его судьбе» как «действу о мученике» – «мелодрама».