Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования

Крушение османского халифата в начале 1920-х по своему значению для исламской цивилизации сопоставимо с пресловутым падением Рима в истории античного Запада. Вопрос в том, не переживет ли еще ислам и свое Каролингское Возрождение? В нынешнее время усиление Ирана – единственный шанс оформления арабского и иранского Ближнего и Среднего Востока как нормального государственно оформленного субцентра силы среди иных субцентров, полноценно вписанного в полутораполярный баланс планеты и способного переводить цивилизационные притязания Особого Человечества в логику государственных резонов. Само собой разумеется, что некоторые и даже многие мусульманские режимы и экстерриториальные группы («амбициозные корпорации», словами А. И. Неклессы) – особенно ваххабитские – отвергли бы статус «нового халифата», однако при этом их энергия отрицания была бы вынуждена расходоваться внутри самого исламского сообщества.

«Новый халифат» можно помыслить в двух геополитических образах. Версия первая предполагает, что исламский прилив, сметя Израиль, распространит гегемонию поднимающегося субцентра до Гибралтара – на всю Северную Африку. Этот вариант выглядит для нынешнего мира слишком революционным, и реакция на него была бы вполне предсказуемой: паника в Европе, особенно в Европе южной, средиземноморской, сплочение напуганных европейцев вокруг Большого Центра и НАТО, голоса «левого» и «правого» капитулянтства вперемежку с крепнущим рыком вышедшего из тени фашизма, а вместе с тем тактически возросшая роль Турции как «стража Запада», спешное включение ее в ЕС и ускоренное демографическое «отуречивание» стран Европы.

Во второй версии Израиль сохранялся бы на пороге северной, средиземноморской Африки как признанная ядерная сила, отсекающая Магриб – земли арабизированных коптов и берберов – от «халифата» и закрепляющая за ними судьбу «инвестраума» Большой Европы, соединяющегося с последней в «Евро-Африку». Значение НАТО и Турции при этом тоже увеличивается, но не настолько, как в первом случае.

Если касаться, наконец, возможности приобретения Ираном ядерного оружия вовсе не как повода к началу американо-иранской войны, но в результате этой войны, то остается непонятным, почему несколько иранских боеголовок должны пугать Россию, которую не слишком-то тревожат ни «исламская бомба» Пакистана, ни даже, по-настоящему, игры Ким Чен Ира с недавними ракетными стрельбищами «в Божий свет, как в копеечку», ни стратегический арсенал Китая. Последний создает нам гораздо больше проблем своим мобилизационным потенциалом, который может вынудить Россию в большом столкновении с Китаем первой применить ядерное оружие – причем применить массированно. В конце концов, тезис, принимаемый множеством политологов и специалистов-международников, о консервативной роли ядерного оружия в руках территориальных государств (кроме тех случаев, когда оно попросту оказывается бесполезным, как в отношениях Израиля с соседями-арабами) за 60 лет не был опровергнут ни одним фактом. Иран следовало бы трактовать как чудовищное исключение лишь в двух случаях: либо рассматривая его не как государство среди государств, а на правах проходного двора транстерриториального терроризма – или принимая идею «оси иррационального зла». Но, кажется, Россия под воззрениями такого рода никогда не подписывалась. Сегодня все крупные цивилизационные центры Земли (кроме Японии), а также ряд других государств общепризнанно располагают ядерным оружием, и появление его в руках иранцев мало что изменит в полутораполярной мировой системе.

Итак, успех Ирана в подобной войне – попросту то, что он не позволит с собою разделаться, как с Сербией или Ираком, – и ближайшие последствия этого успеха не должны были бы создать России какие-либо сложности (об отдаленнейших последствиях мы здесь не рассуждаем). Напротив, даже «ограниченная» победа США изменила бы мир в целом и режим Великого Лимитрофа в частности в нежелательную сторону.

Однако разразится ли эта война в ближайшее время, или какие-то обстоятельства отодвинут либо предотвратят ее развязывание – основные принципы российской политики в циркумкаспийском ареале остаются прозрачными. Для Москвы должно быть столь же неприемлемым закрепление американцев восточнее Каспия, как и сокрушение Ирана в пользу «нового мирового порядка». В условиях преобладания Большого Центра и ЕС в Восточной Европе, а Китая – в «старой» Центральной Азии американской тени на Ближнем Востоке и части Закавказья достаточно, чтобы склонить Китай, Иран и Россию к сотрудничеству между собою и с государствами «новой» Центральной Азии в вопросах, определяющих судьбы этого региона.