Доктор Акоста обсуждал с Хуаном де ла Косой взгляды европейских ученых на последние открытия покойного адмирала.
Его интересовало лишь первое плавание. Остальные сопровождались рассказами, полными таких фантастических неточностей, что ученый мир все чаще оставлял их без внимания. Адмирал не описывал увиденные земли как положено исследователю. Он подгонял эти описания к тому, что вычитал в книгах, и к своей выдуманной географии Азии.
Всем этим, наверное, и можно объяснить всеобщее безразличие к смерти адмирала и забвение его имени.
Акоста не верил в богатства Верагуа, как и в то, что Куба является оконечностью Азии, а та река, которую видел адмирал, спускается прямо из рая. Его удивляло то, что такой практичный человек, как Хуан де ла Коса, так хорошо разбирающийся в космографии, рискует всем своим состоянием, чтобы вновь открыть копи царя Соломона, найденные адмиралом в Верагуа: те самые, которые, по свидетельству Колумба, «дали царю Давиду три тысячи кинталей[17]
золота из Индии, и он оставил их в наследство Соломону на строительство Храма».Знаменитый штурман потеряет свое состояние на этом деле.
– Я, – говорил доктор, – не собираюсь вкладывать ни единого мараведи в эту экспедицию, даже несмотря на мое участие в жизни Фернандильо и его жены. Ограничусь тем, что постараюсь получить для вас необходимое разрешение у короля. Это ваши сиятельства по долгу службы солдатами и моряками охочи до подобных приключений.
Переменив тему, Акоста рассказал об Америко Веспусио, которого в Севилье звали Мериго Веспуче: после плавания тот написал рассказы о своих путешествиях и теперь без дела слонялся по городу.
В понимании доктора он был мечтателем, походившим на Колумба, как копия обычно похожа на оригинал.
– В разговорах он приписывает себе подвиги других, – рассказывал Акоста. – Будто бы он был капитаном в том плавании, где являлся лишь учеником штурмана. Сеньор Хуан де ла Коса, ваша милость должны знать об этом, поскольку именно вы являлись его наставником и первый раз вывели в море.
Доктор снова лишь покачал головой, так же как и в тот момент, когда говорил о будущей славе Колумба, и грустно сказал, словно обладал даром пророчества:
– Кто может знать, какая судьба ждет эти рассказы Веспуче, после того как их напечатают!
Но он даже не мог и представить себе, что эти рассказы ученика Хуана де ла Косы, такие же бессмысленные с географической точки зрения, как и записки Колумба, хотя и лишенные наивной романтики адмирала, будучи напечатаны маленьким академическим обществом в Сен-Дье, рядом с горами Вогезы, в качестве предисловия к новому изданию Птолемея, и послужат тому, что новые земли, которые адмирал Христофор Колумб всегда считал Азией, получат имя Веспусио, а весь мир с легкостью примет их название – «Америка».
Так был забыт Христофор Колумб – человек, умерший в Вальядолиде, который безуспешно искал Империю Великого Хана.
IV
В которой говорится о героях перекрестка Четырех улиц и о том, как храбрая Лусеро бросилась с мечом на отважного Охеду, заставив его пролить кровь и слезы
Одним из самых посещаемых жителями Санто-Доминго мест был перекресток под названием Четыре улицы, получивший это имя, поскольку являлся пересечением двух главных транспортных артерий города. Губернатор Овандо очень заботился о расширении и благоустройстве города, и к 1508 году, когда его сменил второй адмирал, – дон Диего Колумб, унаследовавший от своего отца дона Христофора титул вице-короля Индий, Санто-Доминго приобрел облик крупного города.
Его жители гордо заявляли, что во всей Испании не найдется ни одного столь прекрасно выстроенного города, за исключением разве что величественной Барселоны, и что его пока еще недостроенный собор будет не менее великолепен, чем европейские. В окрестностях Санто-Доминго было множество карьеров, где добывали великолепный камень. Поначалу здания строили из необожженного кирпича или дерева, с крышами из ветвей. Но затем такое изобилие строительного материала, а также то, что индейцев обучили помогать каменщикам, приехавшим из Европы, привело к тому, что количество каменных домов в городе стало быстро расти.
Санто-Доминго располагался на одном берегу глубокой судоходной реки, а вдоль другого тянулись вспаханные поля и сады с множеством апельсиновых деревьев, деревьев касии и других фруктовых деревьев, привезенных из Европы. Широкие благоустроенные улицы одним своим концом упирались в реку, а другим – в превосходные луга.
Корабли бросали якорь прямо возле домов, выстроенных на берегу реки. Даже крупные двухпарусники могли стать на якорь так близко к берегу, что не было необходимости использовать шлюпки для их разгрузки: тюки и бочки выгружали, просто перебросив на берег деревянную доску. Порт надежно защищала крепость.