Коннектография

Сочетание иммиграции и урбанизации сделало Торонто — наряду с Лондоном, Нью-Йорком, Дубаем и Сингапуром — одним из самых этнически пестрых городов мира с такой же численностью приезжих, а то и больше, как и коренного населения. Поскольку, чтобы жить и развиваться, города должны быть открыты для торговли (и торговцев) — они являются тем, что политолог Бенджамин Барбер назвал «естественно сетевыми» [3], — и эволюционировать из гомогенного античного полиса в подключенный диверсифицированный современный космополис. Мир, который меньше похож на Исландию и больше на Торонто, меньше — на Токио, и больше — на Дубай, нуждается в новом политическом устройстве. Объединяющими факторами для стран станут общее законодательство и пострасовые идентичности. Когда в 2014 году Дэвид Кэмерон попал под давление церковных групп, требовавших объявить Великобританию гордым «христианским государством», он столкнулся с бурной негативной реакцией тех, кто видел страну как межконфессиональное или нерелигиозное общество — то, что лондонцы воспринимают как должное. Конкретнее эту мысль сформулировал Тони Блэр десятью годами ранее после исламской террористической атаки на Лондон в июле 2005 года, заявив, что существует «британский образ жизни», который не будет меняться в угоду анклавам, навязывающим другим свои правила и пытающимся создать параллельную систему правосудия.

Общества, основанные на ассимиляции иммигрантов, стремятся к общей идентичности, несмотря на расовые различия. Сингапур стал космополитическим центром благодаря историческим миграциям из Китая и Индии, циркулировавшим в Британской империи; а впоследствии Ли Куан Ю настаивал на строительстве социального жилья по мультиэтническому принципу, не допуская формирования каких-либо гетто. Сегодня Сингапур — один из самых мультиконфессиональных городов мира с огромным количеством памятников каждой религии. Только половина населения страны имеет гражданство, около 20 процентов браков — межрасовые, в основном китайско-индийские, что приводит к росту числа «индо-китайцев» в каждом следующем поколении. По мере смешения в Сингапуре и Дубае филиппинских и индийских работников формируется еще одна раса — «индипинская». Чем в большей мере смешанные семьи становятся социальной нормой, тем слабее звучат призывы к этнически ориентированной политике. Как сказал один из наиболее долго проработавших в правительстве Ли Куан Ю министров Синнатамби Раджаратнам, быть сингапурцем — «это не состояние, а убеждение» [4].

Такие города-государства — инкубаторы новой смешанной глобальной цивилизации, и они могут преуспеть, только проводя инклюзивную, а не эксклюзивную политику. Для большинства городов уже поздно предотвращать возникновение этнических гетто, но для прагматичных мэров не поздно предоставлять права в зависимости от места проживания, а не национальности. Пора перестать мыслить категориями идеального полиэтнического государства, управляемого парламентом с преимущественно либеральными парламентскими фракциями, и переходить к категориям технократического управления густонаселенными городами с этнически пестрым составом населения и «балканизированными» окрестностями. В любом случае понятие «гражданства» становится анахронизмом по мере превращения иностранцев в постоянно проживающих на территории государства лиц. Бразильский архитектор Жайме Лернер, инновационный мэр города Куритиба на юге Бразилии, называет города «последним прибежищем солидарности» [5], местами, где многие люди строят и обеспечивают себя, а потому не могут позволить разорвать свою среду обитания на части. Формирование единой идентичности требует стратегий, способствующих сплоченности в условиях экономического неравенства. В таком контексте глобальные города становятся тиглями для экспериментов, как, например, голосование неграждан в Торонто по поводу муниципальных проблем или получение удостоверений личности полумиллионом не имевших его иммигрантов в Нью-Йорке. Быстрая обратная связь в небольших масштабах компенсирует любой дефицит доверия культур и становится инструментом его укрепления в условиях их разнообразия.

Помимо того что глобальные города олицетворяют мощные центробежные силы культуры, они также становятся благоприятной средой для множества идентичностей. Их густонаселенность и разнообразие позволяют людям изучать и формировать множество идентичностей на основе соседства, местного сообщества, этнической принадлежности и расы, профессии или любой другой группы, с которой можно себя ассоциировать. Таким образом, города освобождают людей, а не захватывают в плен. Последнее характерно для мест, где нет выбора, и единственный вариант — идентичность по национальному признаку, тогда как в городах идентичность может быть кумулятивной.