Коновницыны в России и в изгнании

Софья Михайловна почти каждый день возила нас устраивать на работу. Мы жили у Раи несколько дней. Она нам уступила свою спальню, но это не могло долго продолжаться. Софья Михайловна устроила нас в дом к одной американке, которая была замужем за русским, он пел в хоре у Жарова и находился в данный момент в поездке. Она нас приняла и мы у неё жили недели полторы. Софья Михайловна повезла нас в прачечную. Хотела взять эту работу – разбирать и сортировать грязное бельё – Мама, но её не приняли, а предложили мне. Маму никто не принимал из-за языка. Она ещё тогда не могла объясняться по-английски. Наконец, меня приняли шить на фабрику, на так называемую «power machine», т. е. электрических швейных машинах, которые в секунду сшивают целую строчку. Мама дала мне ножницы (надо было иметь свои) и я поступила шить. Надо было отбивать карточку не позднее 7 часов утра и начинать работать, взяв большой мешок выкроенного белья, сшивать швы. В каждом мешке сверху была карточка, которую надо было наклеивать на большую, как доказательство сколько мешков сшито. В зале, где шили, стоял страшный шум, кроме того, швеи без конца болтали, переговаривались между собой, хохоча и иногда ссорясь. Я работала молча. Однажды я пошла за новым мешком и, вернувшись, не нашла моих ножниц, их нигде не было. На следующий день мама дала мне другие ножницы, теперь я стала класть ножницы в ящик.

Через некоторое время после получения моего первого жалования мы сняли комнату по соседству с Колесниковыми (это та американка, у которой мы жили после Раи). До ноября я работала на швейной фабрике и ещё дальше бы работала, но один раз, не найдя в своем ящике ни ножниц, ни карточки (доказывающих сколько я выработала мешков) я опять сказала маме. Она посоветовала мне пойти и рассказать все боссихе (начальнице), что я и сделала. Я ей рассказала про исчезновение первых ножниц, потом вторых и карточек. Она слушала, а потом спросила: «А сколько тебе лет?» «Мне уже 17,» – сказала я.» «О, тебе здесь нечего делать. По закону ты должна до 18-ти лет учиться. Завтра не приходи, а иди в High School. Тебя школа устроит на работу». Делать нечего, я рассказала все маме и на следующий день мы поехали в указанную школу. Директор Хай скул просмотрел мои удостоверения из гимназии в Мюнхене и сказал: «У нас в колледже проходят такую программу, тебе надо брать только английский». Меня послали работать в магазин одежды, где я проработала 7 лет.

Между тем, в 1952 году, из Нью-Йорка, сюда приехала моя старшая сестра, с мужем и трехмесячным сыном. В Нью-Йорке они жили рядом с семьей ее мужа. Там её мучил климат, она не выносила влажности воздуза и задыхалась от пара. Они решили перебраться к нам, в Калифорнию. Для их приезда мы сняли отдельный дом (отец уже всё выплатил и приехал к нам) с тремя спальнями, хорошим садом и ещё отдельным домом сзади. Мы все удобно расположились и я, работая в магазине, поступила в колледж на вечерние курсы. Все эти курсы мне позже защитали в университете. У сестры родился сын в Нью-Йорке и мой beau frère был счастлив, что у него продолжится род Лопухиных (он был старшим в семье).

Так вот, я работаю в магазине, хожу учиться в колледж и мне сестра говорит: «Купи себе бальное платье, едем на бал». Так как я работала в магазине, я могла купить платье со скидкой. Я купила три платья и вскоре русская колония устроила бал. У Лопухиных уже была машина, Мама осталась нянчить маленького внука, Алешу, а мы втроём поехали на бал.

В зале стояли столы и стулья, в стороне буфет с пирожками и напитками, а на возвышении маленький оркестр. Мы заняли один стол и закусывали купленными пирожками. Когда загремела музыка, ко мне подошёл молодой человек вежливо поклонился и пригласил меня потанцевать. Мне понравилось, что во время танца он держался на приличном расстояния и не пытался как, увы, некоторые молодые люди на танцевальных вечерах, прижимать меня к себе.

Так вот, я танцую с этим незнакомым молодым человеком. Один танец закончился, оркестр заиграл другой, потом третий, и мы все продолжаем танцевать. Третий танец был вальс. Во время вальса молодой человек повернул меня быстро и быстро повернулся сам, и… каким то образом наступил на конец моего длинного бального платья и запутался ногой в тюле. Пытаясь освободить ногу он дёрнул ногой и порвал на платье тюль. Он сконфузился, я тоже не находила слов что-либо сказать; он отвёл меня к столу, где сидели сестра с мужем, откланялся, и больше я его не видела.