«Новый консерватизм», определявший в послевоенные годы характер консервативно-либерального консенсуса, был, в сущности, американским вариантом реформистского консерватизма. От реформизма рузвельтовского неолиберального типа он отличался и количественно и качественно. Его социальная политика была гораздо скромнее, в ней снижался удельный вес налогов с монополий и ограничивались масштабы государственного вмешательства в социально-экономическую сферу. Последний момент как раз и связан с качественным различием между консервативным и неолиберальным реформизмом. По мнению неолибералов, смысл государственного вмешательства состоит прежде всего в том, чтобы отыскать какой-то компромисс между классовыми противниками путем социального маневрирования, а если потребуется, то и уступок. Государство в таком случае должно представать в роли надклассового арбитра-примирителя. На взгляд консервативных реформистов, роль государства иная: оно — не арбитр, а прежде всего полицейский, который твердо стоит на страже интересов капитала, навязывает его волю трудящимся, и если понадобится, то самыми жесткими, репрессивными мерами. Наглядным примером такого подхода к отношениям между трудом и капиталом явился известный закон Тафта — Хартли, существенно ограничивший право на забастовку.
То, что консервативно-либеральный консенсус был решительно обращен против прогрессивных сил, создавало весьма благоприятные условия для правых экстремистов. Не случайно его расцвет совпал с подъемом маккартизма. В этом явлении, получившем название по фамилии его инициатора сенатора-республиканца Дж. Маккарти, сплелись воедино праворадикальные и экстремистско-консервативные тенденции. Оно пользовалось хотя и не единодушной, но довольно широкой поддержкой консерваторов разного толка и части правых либералов.
Социально-экономическая политика консервативно-либерального консенсуса, подобно рузвельтовской, опиралась на методы государственно-монополистического регулирования, предложенные английским экономистом Кейнсом. Администрации Эйзенхауэра пришлось примириться и с дефицитом бюджета — этим важнейшим элементом кейнсианства, который обычно оспаривали консерваторы. В силу логики государственно-монополистического регулирования, с одной стороны, влияния рабочего движения — с другой, многое из рузвельтовского «нового курса» оказалось необратимым. Консенсус в принципе не был нарушен и после прихода к власти демократов при Дж. Ф. Кеннеди и Л. Б. Джонсоне. Можно сказать, что произошла лишь перемена мест слагаемых в формуле консенсуса: он стал либерально-консервативным.
Либерально-консервативный консенсус сохранялся и при президенте Р. Никсоне. Если у Эйзенхауэра не было четкого политического лица, то Никсон по праву считался убежденным консерватором, причем начинал он свою политическую карьеру на правом фланге консерватизма, в тесном сотрудничестве с Дж. Маккарти. Однако и Никсон без сколько-нибудь серьезных корректив воспринял от своих предшественников методику государственно-монополистического регулирования, т. е. остался в рамках буржуазного реформизма. Сам Никсон считал себя тогда консерватором дизраэлевского типа. В интервью после избрания в 1972 г. на второй срок он так излагал свою «политическую философию»: «Говоря о философии, я бы не сказал, что мы намереваемся быть более консервативными или более либеральными. Если бы я стал оценивать это с точки зрения великих дебатов в британской системе XIX в., то я сказал бы, что мои взгляды, мой подход ближе всего консерватизму в духе Дизраэли — сильная внешняя политика, сильная приверженность к основным ценностям и… реформа, которая будет работать, а не реформа, которая разрушает»{189}
. Фактически согласие между консерваторами и либералами на базе буржуазного реформизма при всех поворотах и колебаниях сохранялось до рубежа 70—80-х годов.Конечно, его оспаривали правоконсервативные силы, отвергавшие любые варианты буржуазного реформизма. После упадка маккартизма, пик Праворадикальной активности которого совпал с первой половиной 50-х годов, наступил черед Б. Голдуотера, ставшего кандидатом на пост президента от республиканской партии в 1964 г. Голдуотер представлял тогда практически все правое крыло консерватизма, что служило еще одним подтверждением тесной связи между правым консерватизмом традиционалистского и экстремистского типов.