Консерватизм в прошлом и настоящем

При таком подходе рост международного авторитета СССР, обусловленный его решающим вкладом в разгром фашизма и освобождение порабощенных народов, успехами в строительстве социализма, появление новых социалистических государств, кризис, а затем и распад колониальной системы империализма и общее ослабление мирового капитализма рассматривались лишь через призму представлений о «росте и экспансии советской силы», вызванных, главным образом, курсом на «умиротворение» СССР, который якобы проводил в годы второй мировой войны президент Ф. Рузвельт. Расстановку сил в мире «политические реалисты» сводили к так называемому «биполярному» противостоянию Советского Союза и Соединенных Штатов Америки, а единственно возможной формой такого противостояния объявляли наращивание военной мощи. Иными словами, картина международных отношений, которую они рисовали, сводилась к изображению поединка двух гигантов. При этом любое событие, происходящее в мире, трактовалось либо как составная часть поединка, либо как его непосредственный результат.

Правда, в рамках самой школы «политического реализма» не было полного единства. Один из ее основателей Г. Моргентау, возглавлявший так называемое чикагское направление, воздерживался от некоторых крайних выводов из защищаемой им системы взглядов и слыл поэтому «умеренным», или «центристом». Крайнее течение, представляемое Р. Страусом-Хюпе, У. Китнером, Р. Осгудом и др., считало излишними «либеральные экивоки» и без оглядки резало консервативную «правду-матку». Однако по главным вопросам позиции течений, как правило, совпадали.

«Международная политика, как и всякая другая, — писал Г. Моргентау, — это борьба за власть… Государственные деятели и народы могут в конечном счете искать свободы, безопасности, процветания или собственно силы. Они могут определять свои цели в виде религиозных, философских, экономических или социальных идеалов… Но всякий раз, когда они стремятся к достижению своих целей методами международной политики, они делают это, борясь за власть… Борьба за власть универсальна во времени и пространстве, и это неопровержимый факт исторического опыта». Ведь вся мировая история состояла из того, что страны «готовились к войнам, активно участвовали в них или возрождались из состояния организованного насилия в виде войны». Поэтому любая политика сводится к стремлению «сохранить, увеличить или продемонстрировать силу»^{297}.

Можно привести и другие высказывания Г. Моргентау, в которых смысл его рассуждений был доведен до естественного логического предела. «Все государства, активно вовлеченные в борьбу за силу, — читаем мы в той же работе, — должны в действительности стремиться не к балансу, т. е. к равенству сил, а к превосходству силы в свою пользу. И поскольку ни одно государство не может предвидеть, как велики окажутся его просчеты, все они должны в конечном счете добиваться максимума силы, доступного для них… Так как в системе баланса сил все государства живут в постоянном страхе быть лишенными своими соперниками позиции силы, то все они жизненно заинтересованы в предупреждении такого развития событий и в обращении с другими так, как они не хотят, чтобы другие поступали с ними. Превентивная война, какое бы отвращение она ни вызывала у дипломатии на словах и как бы она ни была ненавистна демократическому мнению, является на деле естественным порождением баланса сил». Поскольку относительная сила страны зависит прежде всего «от количества и качества ее жителей», постольку «международная политика, исследуемая с точки зрения технических задач, в которые не входят этические соображения, должна была бы рассматривать в качестве одной из своих законных целей резкое уменьшение или даже полную ликвидацию населения соперничающей державы»^{298}.

Оговорки относительно демократических и этических соображений, к которым прибегал Г. Моргентау, должны были создать впечатление, что ему лично претит такое развитие событий, но, как «реалист», он не может игнорировать его объективную обусловленность и, следовательно, неизбежность. Принадлежавший к правому крылу школы Р. Осгуд считал возможным обойтись без таких оговорок.

«Использование независимой национальной силы, понимаемой как способность одной нации вынуждать другие исполнять ее волю, — писал он, — наиболее важное средство достижения национальных целей. Это означает, что международные отношения обязательно должны характеризоваться более или менее жесткой борьбой за власть между государствами, ставящими свои собственные интересы превыше всех других целей»^{299}.

И там же: «Из-за относительной слабости наднациональных норм морали, законов и идеалов главной мерой национальной силы в итоге служит способность оспаривать интересы других наций, включая само их выживание как последнее средство. Следовательно, насилие или угроза насилия являются незаменимым инструментом национальной политики… Задача дипломатии — этого «мозга силы» — состоит в том, чтобы использовать насилие или угрозу с максимальной эффективностью»^{300}.