— А какой может быть силуэт при малоэтажной застройке? Ведь не станете же вы предусматривать строительство церквей?
— А разве можно так проектировать города? Эйнгорн говорил...
— Эйнгорн!.. Эйнгорн был выдающийся теоретик и говорил о том, какие города должны быть в идеале. А что сейчас у нас? Реконструкция городов замерла, строят, в основном, бараки. А вы не огорчайтесь — у всех сейчас города без силуэта, хоть с малоэтажной, хоть с многоэтажной застройкой. Попробуйте предложить дома-башни или небоскреб! Засмеялись? Вот то-то.
С птичкой получается не так страшно, как я опасался: начал строить чуть ли не каждый дом, незаметно перешел на рисование, дело пошло куда веселее, на душе полегчало и улучшилось настроение. И у Марийки с проектами благополучно. Успеваем вполне.
Соседка с семьей куда-то уехала на майские праздники, просила присматривать за ее квартирой и охотно согласилась с предложением Лизы, чтобы мы с Марийкой в ней пожили. Мы, конечно, с удовольствием: на всем готовом у Лизы. На моей памяти самый холодный май был в 41-м году, на праздники топили печи, и мы, чтобы не мерзнуть, тоже протопили. 5-го, в день рождения Клавы, с Марийкой поехали к Резниковым и застали там Горика с его Лизой. Подробностей этого дня я не помню, но сохранилась на память подаренная фотография молодых.
Июнь тоже прохладный, хорошего летнего тепла, — не говорю о жаре, — еще не было. Приходят незнакомые архитекторы рецензировать наши проекты. Мой рецензент, как я и опасался, говорит об отсутствии силуэта в проекте Крюкова. Это сильный удар. Я знакомлю его с заданием на проектирование, и он что-то добавляет в свои записи.
Уже вывешено расписание защиты проектов. Дату защиты моих не помню, но она приходится на начало июля, Марийкина — на несколько дней позже, времени у нас достаточно, и мы работаем спокойно. Рецензент познакомил меня с заключениями. Он отметил достоинства генерального плана Крюкова и его основной недостаток — невыразительный силуэт города, но указал, что это не вина автора — недостаток предопределен заданием. По проекту кинотеатра — всего лишь два-три незначительных замечания. Я еще раз просмотрел проекты Крюкова у своих товарищей — силуэтов ни у кого, да их и не могло быть. Вернулся за свой стол и услышал от Солодкого:
— Заключение я читал. Вы не беспокойтесь — все благополучно.
Новый директор института Шейко назначен наркомом коммунального хозяйства, его обязанности исполняет декан факультета. Из Киева приехал председатель государственной комиссии. Какая приятная новость: он заведовал у нас кафедрой и хорошо всех нас знает!
22.
Хмурый, очень хмурый Моня Дегуль. Спросил у Толи — как дела у Мони с проектом.
— А ты не видел? Музей неплохой, лучше чем у Короблина. Кстати, не знаешь что с Короблиным случилось? Был такой компанейский парень. Теперь замкнулся, даже курит в одиночестве.
— Не знаю, Толя. Он и от меня уже пару лет как замкнулся, вроде бы сторонится. Что ж набиваться?
В коридоре спрашиваю Моню:
— Что-нибудь случилось?
Моня смотрит в пол и молчит. Зная его манеру не слышать вопроса, поворачиваюсь уходить, но он берет меня за локоть.
— Тебе я скажу, только не здесь. Пойдем куда-нибудь.
Находим укромное место — люди здесь редко проходят.
— Я тебе доверяю, ты же знаешь, — говорит Моня, — И все-таки: дай слово, что никому не скажешь.
— Честное слово — никому не скажу.
Моня молчит. Колеблется? Собирается с духом?
— Забрали отца, — наконец, говорит он и замолкает.
— Господи, да что же это? — вырывается у меня. — Ой, извини за дурацкий вопрос.
— Он не мог понять кому и для чего все это надо... Ну, ты знаешь о чем я говорю. Не понимает никто, — я так думаю, — кроме тех, кто слепо верит и ни о чем не задумывается, но все молчат, а отец позволял себе то какой-нибудь наивный вопрос, то неосторожное слово, не осуждения, а так — недоумения. А работал он на людях — он же закройщик. Ну, и вот...
— Моня помолчал. — Теперь такое дело: как член партии, я обязан о случившемся сообщить.
А я не сообщил: от отца я не откажусь и клеймить его не стану. И выходит — сообщу я или нет, все равно исключат. Черт с ней, с такой партией! Не в этом дело. Я надеюсь — пока здесь узнают, успею получить диплом и постараюсь уехать куда-нибудь подальше, может и удастся уцелеть. — Он опять помолчал. — Знаешь, я рад нашему знакомству.
— И я рад. Надеюсь, еще увидимся на этом свете.
— И при лучших обстоятельствах. Мы взглянули друг на друга, вдруг обнялись и тихо покачивались.
— Братцы, что это вы? — раздался голос Сени Рубеля.
— Да вот, — ответил Моня, отталкивая меня, — вздумал со мной бороться.
— Петька? Такой храбрый? А со мной не хочешь?
В другой раз. Сеня ушел, оглядываясь и улыбаясь. Пошли и мы по своим местам. Холодом полоснуло по душе: вот так любого, ни за что, ни про что... И не видно этому конца.