— Ну, спасибо, милый вы человечек. — Он всматривается в мое лицо. — И никаких следов боевых ран.
Мы оба смеемся.
Дня через два-три папа получил письмо от Василия Лавровича, в котором он просил извинения за ошибку, «вызвавшую ненужные волнения и, по-видимому, испортившую отдых Вашему мальчику». Далее в письме говорилось, что виновная в такой ошибке заслуживает увольнения, но, принимая во внимание ее тяжелые домашние обстоятельства (они в письме названы) Василий Лаврович просит согласиться с тем, чтобы ограничиться взысканием.
— Ты не станешь настаивать, чтобы ее уволили? — спросил меня папа.
— Ну, что ты! При таких тяжелых обстоятельствах ее вообще никак не надо наказывать. Еще через пару дней папа мне говорит:
— Какой симпатичный ваш заведующий учебной частью!
— А ты был в профшколе?
— Так ведь надо было ответить на письмо. Вот я и пошел — это проще, чем переписываться.
— Ну и что? Ее не наказали?
— Не наказали. Поедешь в Дружковку?
Нет, не хочется. В этой истории меня возмутило только то, что Василий Лаврович в письме папе назвал меня мальчиком, тогда как мне вот-вот исполнится шестнадцать лет.
Обычные занятия: исполнение традиционных обязанностей и поручений, работа в саду с папой, с Сережей в его отпуск — ремонт крыльца и покраска полов в доме, подряд у Гали на подсчеты для ЦСУ, чтение, рисование по памяти городских пейзажей, но почему-то именно это лето вспоминается особенно приятным и спокойным.
Несколько раз с соучениками ездил за город. На берегу Уды был разговор о том, как надо спасать тонущих. Кто-то сказал, что тонущий так крепко цепляется за спасающего, что и его топит, и, чтобы самому не утонуть, надо сначала утопающего оглушить ударом по голове и плыть к берегу или к лодке, держа оглушенного за волосы так, чтобы его голова была над водой. Поплыли. Все уже вернулись на берег, а я все еще плыву. Захекался. Опускаюсь, пробую ногой — есть ли дно. Снова плыву, снова пробую. Слышу крик: «Гарилоида тонет!» и всплеск от прыжков в воду. Вдруг чувствую удар по голове. Но я уже нащупал дно, ругаюсь и даю сдачи.
С 28-го года, после очередного ареста, папа работал кассиром в управлении милиции и выдавал зарплату во всех ее отделениях. В это лето я в центре города спрыгнул на ходу с трамвая. Свисток, милиционер пальцем подзывает меня и вынимает книжку штрафных квитанций.
Через некоторое время папа спрашивает меня:
— За что тебя оштрафовали?
Спрыгнул на ходу с трамвая. Постараюсь больше не прыгать. И не прыгал. А вскакивать на ходу в трамвай приходилось. Когда едут на работу, трамваи полны, на остановках — толпа и, если не вскочишь в трамвай перед остановкой, когда он замедляет ход, — не уедешь. Научился я это делать ловко, но впрыгивал редко: на занятия, а потом и на работу, если не очень далеко, ходил пешком.
Этим летом у Аржанковых родилась дочь, и назвали ее Алексена. В этом же году Куреневский получил назначение главным инженером на большой завод в Мариуполе.
25.
Новые специальные предметы. Новое, большое и светлое здание мастерских в получасе ходьбы от профшколы. И снова, чтобы заставить себя заниматься этими предметами и работать в мастерских, приходится преодолевать внутреннее сопротивление.
Во всем Союзе, во всех учебных заведениях — реформа учебного процесса: бригадный метод обучения. Мы разбиты на бригады, и считается, что готовимся к лекциям или зачетам и выполняем задания бригадой. Задавать вопросы можно только бригаде, вызывать к доске — всю бригаду, принимать зачет — от всей бригады. На вопросы отвечает любой член бригады, зачет ставится всем. Отменены экзамены и дипломные проекты.
— Братцы, — говорит Пекса, — не будем поддаваться соблазну. Ведь придется работать, а как работать, когда ни черта не знаешь!
Мы объединились в бригаду, пополнив ее до требуемого количества теми, кто хотел учиться по-настоящему, но, как прежде, каждый из нас занимался сам, и, как прежде, мы помогали друг другу и всем желающим. Дома эта реформа вызвала возмущение, насмешки и беспокойство за меня. Я рассказал о нашем отношении к этому методу и о том, что мы в своей бригаде занимаемся так же, как и раньше. Я никогда не обманывал, мне верили, но сомневались — сможем ли мы устоять от соблазна прятаться за спину друг друга.
— Кто же из вас отвечает, когда вызывают вашу бригаду? — спрашивает папа.
— По жребию.
— Как по жребию? Когда же вы его бросаете?
— Когда нам задают вопрос.
— А как относятся к этому преподаватели? — поинтересовалась Галя.
— Хвалят нас.
— А не сердятся, что тратите время на жеребьевку? — спрашивает Сережа.
— А время почти не уходит. Вот! — Я вынул из кармана спичечную коробку с несколькими спичками, быстро высыпал их на ладонь, быстро зажал их в кулак и быстро протянул. – У кого горелая — тому и отвечать. Всего несколько секунд.
Все засмеялись.
— Ну, цирк! — сказал Сережа.
— Хоть убейте, не могу понять — кому и зачем понадобилось это, — сказала Галя.
— А как относятся к вам другие бригады? — спросил папа.
— Да по разному... Очень скоро нашу бригаду расформировали, а нас разбросали по другим.