Конспирация, или Тайная жизнь петербургских памятников-2

Дело в том, что самостоятельность бронзового Ленина у Варшавского вокзала ограничивалась не столько мутными обстоятельствами специфической инкарнации, сколько фатальной обязанностью составлять пару бронзовому Сталину, исполненному тем же скульптором Томским и помещенному поблизости – в сквере на Обводном канале. Речь идет не о том, что фигуры несовместимы (все совместимо), а о том, что одна попадает в зависимость от другой, в данном случае – Ленин от Сталина. Оба памятника – и Ленину, и Сталину – открывали в один день, 5 ноября, но по сути это был канун сталинского юбилея. В декабре 49-го Сталину отмечали 70, так что перед ноябрьскими праздниками в Ленинграде открыли сразу четыре (!) памятника Сталину – три полноростных и один бюст, и это в городе, на площадях и улицах которого до сих пор вообще обходились без памятников Генсеку! Похоже, настало время исправлять идеологические недочеты.

Но что же получается? Получается, что воронежского Ленина восстановят к восьмидесятилетию Ленина, а точно такого же ленинградского Ленина открывают к семидесятилетию Сталина – как бы за компанию, как бы в комплект… Как бы довеском.

На самом деле семидесятилетие Сталина отнюдь не главная причина единовременного пришествия в Ленинград сразу четырех Сталиных. Сталин наглядно подчинял себе Ленинград, потому что, с точки зрения Сталина (человека), здесь происходило что-то неправильное. Вопрос об антипартийных действиях и антигосударственной деятельности ленинградских руководящих кадров к этому времени еще не нашел окончательной проработки, но первые фигуранты «ленинградского дела» уже были арестованы. И до первых расстрелов по этому делу оставалось менее года.

И вот здесь, пожалуй, в-четвертых. Не в самое доброе время был открыт памятник Ильичу.

А вот и в-пятых. Что касается места. Нехорошее место. Место, где пролилась кровь. Причем за идею – иными словами, почти ритуально.

Здесь, напротив Варшавского вокзала, был в свое время убит В. К. Плеве, министр внутренних дел, – эсер Сазонов метнул в него бомбу. На фотографии с места убийства отчетливо видно, как от взрыва разнесло витраж – это там, где потом появится бронзовый Ленин.

Ленин относился к Плеве крайне негативно, известен его отзыв о Плеве – «хитрая полицейская лиса». Похоже, именно этот образ творчески разовьет прокурор Вышинский, когда много позже аттестует Бухарина звонким выражением «проклятая смесь лисы и свиньи». Но как бы ни относился Ленин к личности Плеве, он не приветствовал это убийство, потому что был в принципе против индивидуального террора, отвлекавшего, по его мнению, рабочий класс от революционной борьбы. Известно же: «Никто не даст нам избавленья: ни Бог, ни царь и ни герой». Герой – как раз про это. Удивительно другое: «и Бог, и царь» – по полноте этой формулы из «Интернационала» – имеют также прямое отношение к местоблюстительству Ленина у Варшавского вокзала.

Потому что, в-шестых, Ленин у Варшавского занимает чужое место. Памятник Ленину занимает место, принадлежавшее в прошлом другому памятнику – часовне в память о чудесном спасении царской семьи при крушении поезда в Борках. Эта стеклянная часовня вмещала установленный здесь, под витражным окном, образ Спасителя. Конечно, к событиям в Борках (1888) Ленин отношения не имел. Достаточно и того, что ответственность за расстрел царской семьи лежит на том, чей памятник замещает часовню в честь ее спасения.

Можно и так сказать: часовню в память спасения Александра III и его семьи замещает памятник человеку, чей брат покушался на жизнь этого царя, за что и был повешен.

Уже в другую эпоху мы станем свидетелями похожего замещения, но с обратным знаком: это когда в сквере Мраморного дворца на месте ленинского броневика «Смерть капиталу», одной из главных большевистских святынь, появится конная статуя все того же Александра III, известное творение Паоло Трубецкого.

Итак, появление памятника Ленину в нише парадного фасада Варшавского вокзала обусловлено столь жуткими кармическими отягощениями, что можно только удивляться сравнительно благополучному пребыванию здесь монумента в течение более чем полувека. Ну да, обливали краской неоднократно в девяностые, но ведь все же достоял до нового тысячелетия. И кстати, всех Сталиных в свое время перестоял, включая своего напарника в скверике на Обводном.

Ниша до поры до времени служила ему надежным убежищем. Когда мы шли вдоль парадной стены по набережной Обводного канала, самого Ленина, находящегося в углублении, целиком не видели, но видели его руку дерзко вытянутую наружу, мне особенно нравился этот ракурс. Что-то подобное можно наблюдать, прогуливаясь вдоль фасада главного здания Публичной библиотеки: сбоку сами статуи не видны из-за колонн, но одна рука – это рука Демосфена – выброшена далеко наружу. Ленин, безусловно, уважал Демосфена.