Константа

— Да, — откликнулся Ян, вспоминая, не забыл ли он упаковать что- нибудь важное.

«Впору писать списки, — подумал он, прогоняя накатившую некстати горечь, — и отмечать сделанное галочками»

В комнату вошел Грид.

— Вы звали, эрр?

— Да, Грид. Подними конюха, пусть седлают мне Ворона прямо сейчас.

Ворон- черный огромный жеребец с шелковой шкурой и великолепной статью был с характером, но Ян его объездил, переупрямил. Еще тогда. В прошлой жизни.

— Эрру нужны сопровождающие? — уточнил Грид.

— Да, я переночую в «Крыле Кира», а потом полечу в Лерт. Мне нужно, чтоб Ворона от «Крыла Кира» доставили сюда в конюшню. А затем переправили в Лерт к Вастабу.

— О Вечность, что я слышу! — в коридоре раздался возмущенный голос матери, — ты собрался как бродяга ночевать на постоялом дворе?

Она застыла на пороге, с интересом оглядывая комнату, ожидая пока Ян пригласит ее войти.

— И тебе доброго вечера, мама, — Ян встал со стула и склонив голову в легком поклоне, протянул руку в приглашающем жесте, — в «Крыле Кира» останавливаются вполне уважаемые люди.

— Но почему ты не останешься, здесь, дома? — она подошла и заглянула Яну в глаза.

— Наверное, потому, что отец велел мне убираться, — усмехнулся Ян.

— Грид, — интонации матери враз сменились на повелительные, — пойди пока, мы тебя позовем, когда понадобишься.

Дворецкий поклонился и быстро исчез из поля зрения.

«Семейные проблемы при слугах не обсуждаются, — усмехнулся Ян, — все равно, что слуги давным- давно в курсе.»

— Присаживайся, пожалуйста, — Ян указал рукой на кресло. Сам же он сел на стул и приготовился внимательно выслушивать мать.

Она с изяществом присела на самый край кресла, расправила юбки и с укором посмотрела на Яна.

— Ты же знаешь, что твой отец бывает несдержан.

— Конечно, знаю, — не удержался от сарказма Ян, — и как он столько лет на должности министра иностранных дел продержался будучи таким вспыльчивым и несдержанным?

Элора сердито поджала губы и вздохнула, всем видом показывая как огорчена поведением сына.

— Он не со зла и совсем не хотел, чтоб ты уходил.

— А чего же он хотел? — поинтересовался Ян.

Тактика кнута и пряника была применяема родителями давно, Ян много раз прокручивал у себя в голове, удивляясь, как же родителям удавалось заставить своих чад поступать иногда совсем против воли.

Сначала отец отчитывал и раздавал наказания, затем являлась мать и сообщала родительскую волю непокорному чаду. Чадо от радости, что наказания не будет, или будет, но смягченное, облегченно вздыхало и кидалось выполнять волю родителей.

Представление раз от раза разыгрывалось словно по нотам.

— Я прошу тебя остаться до зимнего бала, — попросила мать, — всего лишь месяц с небольшим. Приглашения уже разосланы и отменить праздник невозможно. Иначе будет скандал. Пострадает репутация семьи, а ты хоть и был изгнан, но все-таки из рода РошЭкита.

Она поднялась с кресла.

— Хорошо мама, я задержусь здесь до бала, как ты просишь, — устало согласился Ян. Спорить с матерью не хотелось, потому, что Ян помнил это по предыдущему опыту, последовали бы настойчивые уговоры. С неоспоримыми доводами и вескими причинами.

Элора довольно кивнула головой и выплыла из комнаты.

«Родители явно что-то задумали, чтож посмотрим- посмотрим, — Ян озадаченно почесал макушку, — надо бы продумать пути к отступлению»

Глава 2.Дворец

Вспышка света. Незнакомые голоса что-то говорящие. Я спрашиваю кто они, сначала по-русски, потом по-английски.

Мне отвечают, но я не понимаю что. Спрашиваю по-немецки. Единственное, что я помню из фильмов: «Шпрехен зи дойч? Шнелле!». Явь и сон сплетаются в неимоверный клубок.

— На каких языках она говорит? — шепчет женский голос.

— Не знаю, — так же шепотом отвечает ей мужской, — надо доложить владыке.

Темнота.

— Надо уменьшить порцию зелья, — сердито выговаривал голос, — она говорит на своем языке и не понимает хотя бы имперского. А мне нужны ее знания, очень. И она сама. В сознании.

Второй голос дребезжал как крышка на закипающем чайнике:

— Поймите, Владыка, подбор дозы весьма сложен. А она, вдобавок ко всему, постоянно теряет вес, если я дам меньше зелья, чем нужно, она может вспомнить все, — он вдруг замолчал словно наткнувшись на что-то и торопливо добавил, — но я, конечно, постараюсь подобрать.

Я открывала глаза, как бы выныривая из темноты, и видела край окна с темной, вроде бы коричневой, шторой. Она была подвязана толстым золотым шнуром. Темнота наступала снова, подкрадывалась, гася лучики света на потолке. Медленно, приглушенно, как из — под толщи воды до меня доносились звуки. Кто-то гладил меня по голове и ласково просил:

— Милая, не мечись так, я знаю, что тебе больно. Не плачь. Прошу, потерпи немного.

Я не открывая глаз чувствовала как меня приподнимают, льют какую-то сладкую жидкость в рот и снова проваливалась в темноту.

Иногда становилось нестерпимо жарко и от этого было еще больше больно. Я дергала ногами стараясь отодвинуть источник тепла подальше.

— Поешь, милая, — просил тот же голос, — немножко. Тебе нужно набраться сил и выздоравливать.