Константинополь и Проливы. Борьба Российской империи за столицу Турции, владение Босфором и Дарданеллами в Первой мировой войне. Том I

Далее Сазонов дает основательную критику английского проекта по существу: если цель международного контроля будет достигнута, то есть финансы Турции придут в порядок, то ничто не помешает ей усилиться и в военном отношении; если же этого не случится, то международный контроль приведет к гегемонии какой-либо одной державы и, во всяком случае, к борьбе между конкурирующими державами. В то же время у него «является невольное опасение, что учреждением европейского контроля свобода действий России в отношении Турции будет слишком ограничена. События складываются таким образом, что мы, не увлекаясь несбыточными утопиями, можем считаться с возможностью установить с Турцией лучшие отношения, чем это было до сих пор. Турция должна дать себе отчет в том, что Константинополь и Проливы находятся под сильной угрозой в будущем. Эта опасность в глазах турок будет перевешивать их традиционное недоверие к России; наш, до известной степени, общий интерес — предотвратить переход Проливов во владение другой державы, — сблизит нас с Турцией. Сверх того, турки придут к сознанию того, что наилучшее средство защиты против Болгарии состоит в использовании того влияния, которым Россия располагает в Софии. Это вовсе не предполагает враждебного отношения России к Болгарии. Последняя знает очень хорошо, что Проливы принадлежат к неоспоримой сфере интересов России и что в этом направлении с нашей стороны не может быть никаких колебаний и уступок»[84].

Эту точку зрения Сазонова решительно поддержал константинопольский посол Гире, телеграфировавший Сазонову 10 мая, что хотя лично он уверен в близком и окончательном крушении Турции, но сами турки отнюдь не расположены подчиниться кондоминиуму европейских держав и найдут опору в некоторых из них (в Германии, конечно), а с русской точки зрения «введение международного элемента в наши до сих пор прямые отношения с Турцией может только затруднить и отдалить осуществление нашего исторического стремления овладеть Проливами. Поскольку Турция не является крупным рынком сбыта для нашей торговли, мы нисколько не заинтересованы в ее возрождении. Наиболее выгодным для нас было бы, если бы временно в Турции восстановился в достаточной степени порядок для обеспечения личной и имущественной безопасности жителей, без различия религии и национальности. Это позволило бы нам отсрочить ликвидацию Турции до того момента, когда нашему участию в ней обеспечены были бы наибольшие выгоды».

Так же точно, как Англия добивалась в прежние годы усиления оборонительных средств Константинополя и Проливов против России, так теперь русское правительство озабочено способностью Турции противостоять нападению болгар. Сазонов опасается и «преждевременной» постановки вопроса с Проливах, но за будущее он спокоен: чрезмерного усиления Турции он не боится; времени достаточно, чтобы планомерно подготовить разрешение проблем, связанных с вопросом о Проливах, но надо только позаботиться, чтобы «больной человек» протянул до нужного момента, чтобы он был даже в состоянии защищаться против случайных претендентов на его имущество, в ожидании, когда оно будет взято у него «законным наследником». Обращает внимание фраза о «несбыточных утопиях»; вряд ли ее можно понять иначе, как указание на исход действительно невероятный — и все же упомянутый, — добровольный акт в стиле территориальных приобретений екатерининского царствования. Другое дело — возможность сближения Турции с царской Россией на почве «совместной» защиты Проливов; в эту возможность Сазонов твердо верит и обещает сделать ее целью своей политики. Очевидно, в течение подготовительного периода, нужного для разработки известной программы, наилучшая комбинация — это русофильская ориентация турецкого правительства, в действительности расчет качественно очень недалекий от «несбыточной утопии». Уже в это время французская дипломатия отмечает подозрительное соглашение Турции с Австрией об окончательной эвакуации турками Албании.