Константинополь и Проливы. Борьба Российской империи за столицу Турции, владение Босфором и Дарданеллами в Первой мировой войне. Том I

Возобновление военных действий на Балканах означало в первую очередь крушение престижа русского царя и его правительства, ибо арбитражу Николая II балканские правительства предпочли риск и тягости междоусобной войны. С другой стороны, отпала угроза Константинополю со стороны болгар, терявших и Адрианополь. Вернуть турок на линию Энос — Мидия, а болгар — в Адрианополь становится задачей петербургского правительства, усиленно предлагающего для обуздания Турции коллективную морскую демонстрацию. Англия и Франция готовы принять в ней участие, при условии если в ней примут участие все великие державы. Тирс полагает, что настал момент для военной демонстрации на кавказской сухопутной границе. Сазонов же предпочитает угрожать туркам от лица всей Европы. Однако Германия поспешила успокоить турок заявлением, что она в морской демонстрации, если таковая будет предложена, участвовать не может; римский кабинет сделал аналогичное заявление. Оставалось принимать в лондонском совещании послов платонические резолюции, напоминавшие об утвержденной лондонским трактатом линии Энос — Мидия, но не производившие никакого эффекта ни в Софии, ни в Константинополе; турки, во всяком случае, нашли уже гораздо более надежного, хотя и не более бескорыстного, защитника, чем царское правительство. Вся сазоновская стратагема оказывается, таким образом, «несбыточной утопией», и 25 июля Извольский предлагает, по поручению своего правительства, произвести морскую демонстрацию силами держав Тройственного согласия. Пишон и Палеолог отвечают на это указанием, что в результате произойдет разрыв европейского концерта и угроза европейскому миру; индивидуальное же выступление России еще опаснее, так как вызовет со стороны Австрии «или даже Германии» контрвыступление, то есть опасность войны еще более непосредственную. Лишь после того, как Грэй подал мысль о выдаче России мандата на выступление, П. Камбон, как меньшее зло, предлагает предоставить России, «как освободительнице Болгарии», свободу действий, но и тогда Пишон ставит условием предварительное — и невозможное — соглашение России с Германией.

Тем временем встал вопрос о Кавале[85], и завязалась вокруг него борьба интересов и влияний. Германская дипломатия внезапной диверсией выдвинула предложение о компенсациях в вопросе о пошлинах в пользу турок, как средство воздействия на них в вопросе об Адрианополе, очутившись в наивыгоднейшем положении и в Софии, и в Константинополе. Полуобещая болгарам Адрианополь, она предлагает в Петербурге вознаградить турок — если только они согласятся отказаться от Адрионополя — смягчением капитуляций. Сазонов, отказываясь от всякой поблажки туркам, продолжает требовать Адрианополь в пользу Болгарии, но так как Турция отвечает, в свою очередь, категорическим отказом, то болгары не извлекают из этой помощи никакой пользы для себя, тем более что столь же безуспешными оказались выступления Сазонова в пользу Болгарии и при решении вопроса о Кавале.

Таким образом, явное нежелание французского правительства идти на конфликт с Турцией и, из-за Турции, с центральными державами поставило царское правительство на другой день после обманчивого «первого триумфа» русской дипломатии в совершенно беспомощное положение; все угрозы Сазонова оказались мыльным пузырем, а все средства воздействия на Турцию могущественной Российской империи свелись к удивительному жесту — к отозванию в Севастополь двух легких военных судов, находившихся в Константинополе. Надо было окольными путями объяснять туркам угрожающий характер этой меры, предоставлявшей-де в распоряжение командующего Черноморским флотом эти две боевые единицы!..