Грэй отверг сазоновский проект, найдя угрозы лишними и, во всяком случае, преждевременными; ему пришлось затем сознаться, что нахождение британского адмирала в Константинополе представляет слишком сильный аргумент в руках германского правительства. В объяснениях с последним он мог ссылаться лишь на то, что адмирал этот не комбатант, на что получил ответ, что и германский генерал — не комбатант. Поэтому ему приходилось обещать «изучить» контракт Лимпуса с турецким правительством, хотя он и продолжал высказывать уверенность, что между положением Лимпуса и фон Сандерса нельзя проводить аналогию. Наконец, Грэй сообщает свой проект устного обращения к Порте, сводящегося к просьбе информировать заинтересованные правительства о характере и значении миссии фон Сандерса и вызывающий энергичный, но безрезультатный протест со стороны Сазонова. И даже после этого Грэй колеблется, изъявляя опасение, что даже простой, но формулированный тремя державами Согласия запрос представляет слишком серьезный шаг. При этом Грэй объяснил французскому послу, что, в сущности, он опасается очередного отступления со стороны Сазонова. Сазонов, до сведения которого дошло это обстоятельство, в телеграмме Бенкендорфу от 12 декабря заявил, что его колебания вызываются отступлениями и отказом в действительной поддержке со стороны английской дипломатии, в чем он, Сазонов, видит прямую опасность и органический недостаток Тройственного согласия. Он попытался при этом поднять весьма неприятный для англичан вопрос: о переводе адмирала Лимпуса из Константинополя в Исмид (идея Тирса), о чем, по-видимому, Бенкендорф так и не решился заговорить ни с Грэем, ни с Никольсоном.
Извольский, получая в Париже со всех сторон заявления о полной солидарности Франции с Россией и о готовности поддержать Россию всеми средствами в вопросе о германской миссии, настаивал на определении дальнейших действий из Петербурга. Сазонову это было не по силам; так как все зависело от Англии, то Бенкендорф получил инструкцию добиться программы дальнейших шагов от Грэя, в ответ на что последовал запрос Сазонову из Лондона по пунктам: чего хочет русское правительство, как предельного минимума, какие репрессивные меры предполагает оно применить, если Турция не удовлетворит предъявленных ей требований, и до каких крайних мер готово идти русское правительство, если Турция будет упорствовать, при поддержке со стороны Германии?.. Очевидно, прошлогодний «угрожающий увод» «Кагула» и «Ростислава» из турецких вод не изгладился из памяти англичан, и Грэй мог намекать на то, что «русское правительство кончит и на этот раз чем-либо подобным». Как год назад французское правительство, так теперь английское, требовало доказательств «серьезности» и «готовности» со стороны русского правительства.
Тем временем германский посол в Константинополе, в порядке предварительного обмена мнениями, предложил Гирсу компромиссный исход, при котором под командой одного из германских офицеров был бы армейский корпус не в столице, а в Адрианополе. Однако он указывал, что престиж Германии требует времени для осуществления этой перемены. Сазонов ответил 27 декабря на срочный запрос Гирса принципиальным согласием на такой компромисс, но через два дня обратился к царю с докладной запиской, для обсуждения которой — с целью, как мы увидим, выяснить степень русской «готовности» — он просил разрешения созвать особое совещание.
Ввиду того что до сих пор эта записка не была опубликована, мы воспроизводим здесь ее полностью:
«Последние донесения российского посла в Берлине указывают на двойственность и несомненную неискренность германских государственных людей в вопросе о положении германского генерала, назначенного командиром первого турецкого корпуса, расположенного в Константинополе. Не говоря о противоречивых объяснениях по этому вопросу германского статс-секретаря по иностранным делам и германского посла в Константинополе, и тот и другой обнаружили полную уклончивость не только в определении срока, в течение коего вопрос может получить разрешение, но и вообще в связывании себя какими бы то ни было положительными обещаниями.
Проект сообщения печати, переданный г. Яговым нашему послу, с теми оговорками, коими сопровождалась эта передача, а именно что оно не может служить основанием ссылки на какие-либо обещания, в нем заключающиеся, представляет в особенности яркое отражение двусмысленного образа действий берлинского кабинета.
Нельзя поэтому не разделить сомнения российского посла в Берлине, что умышленное затягивание переговоров свидетельствует о желании выиграть время, дабы разбить возможность объединенных действий держав Тройственного согласия, после чего нам останется лишь примириться с совершившимся фактом.