Константинополь и Проливы. Борьба Российской империи за столицу Турции, владение Босфором и Дарданеллами в Первой мировой войне. Том I

Миролюбивые, с подчеркиванием дружественных отношений, переговоры Коковцова в Берлине, очевидно, должны были вызвать у энергичного французского дипломата желание столкнуть лбами слишком любезных собеседников. Этим объясняется, что переговоры Коковцова неожиданно разглашаются в печати. 26 (13) ноября Свербеев телеграфировал из Берлина: «Спрошенный по этому поводу, французский посол, бывший один здесь в курсе этих переговоров, на вопрос мой, откуда Temps почерпнул означенное известие, объяснил, что будто здешний корреспондент Temps получил оное от своего петербургского коллеги и передал в Париж. Так как столь несвоевременное появление означенного известия может только еще более усилить неуступчивость германского правительства, то ваше высокопревосходительство, быть может, признаете желательным проверить версию французского посла о том, что известие исходит из Петербурга».

Лица осведомленные хорошо помнят, что одновременно Делькассе через секретаря французского посольства (Сабатье д’Эпейрон) поднял в русской прессе шумную, воинственную кампанию, вызвавшую неудовольствие не только Коковцова, но даже и Сазонова. По свидетельству Р. Маршана, секретарь французского посольства настойчиво и без стеснения повторял: «Надо воспользоваться случаем, чтобы окончательно сломать мост между Петербургом и Берлином». Этот же прекрасно осведомленный, как известно, свидетель удостоверяет, что в составе самого посольства был честный человек, г. Шарль де Шамбрен, заявлявший, что «он намерен подать в отставку, если будет продолжаться эта подпольная политика» и что «если разразится война, то, конечно, толчок к ней будет дан нами»[88].

Известен «личный» проект Бомпара, поддержанный, однако, М. Палеологом в разговоре с Извольским, о посылке русского броненосца в Босфор с объявлением, что он уйдет оттуда лишь после изменения контракта с Лиманом. Бомпар предлагал испросить на вход его фирман у султана, Палеолог же уверял, что можно обойтись и без разрешения султана, так как «турецкие батареи, конечно, не решатся открыть огонь». Извольский не берется судить, «насколько продуманы суждения французского посла в Константинополе», но считает «весьма характерным, что в здешнем Министерстве иностранных дел допускают возможность подобного крутого оборота дела»[89]. Можно думать, что эти «суждения» были прекрасно обдуманы группой Пуанкаре — Делькассе — Палеолог, если даже и неясно, стремилась ли эта группа, как за год перед этим, к ускорению военного исхода или же имела в виду посчитаться за Агадир в Константинополе, за счет России и, во всяком случае, «сломать окончательно мост между Петербургом и Берлином».

Дипломатические переговоры по этому вопросу начаты были Коковцовым во время свидания его с Вильгельмом в Берлине в очень дружественном тоне указанием, как на лучший выход из положения, на посылку простых инструкторов; однако это указание не встретило сочувствия кайзера, сославшегося на безрезультатность двадцатилетней деятельности таких инструкторов. Тогда Сазонов, заявив протест против того, что «вводится как бы германский гарнизон в столице, где находится наше посольство», попросил перевести немецких офицеров в какую-либо, достаточно удаленную от русской границы, местность Малой Азии. Пишон поспешил, с своей стороны, предупредить, что Франция не желает видеть германскую миссию ни в Смирне, ни в Бейруте, между тем как Грэй, ссылаясь на нежелательность обострения отношений с Вильгельмом, и без того обиженным нападками русской прессы, рекомендовал дружеское обращение в Берлин, а в качестве практического выхода — создание вожделенного нового международного режима в Проливах, гарантирующего свободу плавания в них. Против этого проекта — и на этот раз решительно — восстал Сазонов: германской миссии Проливы не были ни в каком отношении подчинены, но зато в Константинополе находилась британская морская инструкторская миссия — адмирала Лимпуса[90]. Сазонов предложил Лондону и Парижу сделать в Константинополе в идентичной форме заявление, что немецкое командование армейским корпусом в Константинополе означает исчезновение единственной реальной гарантии целости турецкого государства — равновесия держав; и что это обстоятельство вынудит остальные державы гарантировать свои собственные интересы в Турции.