В чем заключалась на этот раз английская приманка, явствует совершенно недвусмысленно из чрезвычайно любопытной шифрованной телеграммы Венизелоса греческому посланнику в Петрограде Драгумису от 28/15 февраля, перехваченной и расшифрованной в Министерстве иностранных дел[93]. Упомянув о беседе Драгумиса с советником английского посольства в России, состоявшейся 30/17 января, то есть во время предыдущих январских переговоров о сербской экспедиции, и касавшейся, очевидно, вопроса о Проливах, Венизелос поручил ему возобновить этот разговор с тем, чтобы внести в высказанное им (Драгумисом) «частным образом» мнение «поправку», которой ему надлежало руководствоваться и «во всех других беседах», которые он мог бы иметь по этому поводу, то есть и в беседах с Сазоновым. Согласно этой «поправке», Греция, будучи заинтересована в том, чтобы державы Антанты приняли «в отношении будущей судьбы Константинополя принцип интернационализации», — как известно, к этому времени уже решительно устаревший с точки зрения русского правительства, — не должна «ни высказывать какие-либо притязания, ни давать возможности предполагать намерения, которые могли бы повредить его успеху». В дальнейшем принцип «интернационализации» толковался чрезвычайно широко и вместе с тем недвусмысленно. С одной стороны, речь шла об «интернационализации целого государства», причем различался «вопрос местной администрации» Константинополя, которая могла бы быть и впредь предоставлена, под контролем держав, султанам, но должна была направляться и руководиться все теми же державами, и «правительственный режим» (regime gouvernemental), целью которого было бы «обеспечить крупные политические интересы, сосредоточенные на его (Константинополя) территории от изолированного действия какой-либо одной державы». В заключение указывалось на «сложность и чрезвычайную трудность найти практическую форму для интернационализации целого государства», на желательность подготовить проект разрешения этого вопроса и на подготовительные в этом отношении работы, предпринятые в Афинах, и, наконец, делался в форме упоминания об «аналогичных прецедентах на Крите» грубо-прозрачный намек на цели афинского правительства, очевидно уже предвкушавшего появление греческого принца в роли верховного комиссара в «интернационализированном» Константинополе.