Сазонов, знавший уже раньше из телеграммы Демидова от 27/14 февраля о том, что в Афинах «ощущается более чем наблюдательный интерес» к дарданелльском операции, причем «все заметнее становится желание так или иначе приобщить Грецию, наряду с Тройственным согласием, к завершению великого исторического дела»[94], и разделявший (недовольство «русского общественного мнения» речью Грэя в палате общин (25/12 февраля), воспользовался телеграммой Демидова и ответил ему, — сообщая свой ответ к сведению и руководству Извольскому и Бенкендорфу 2 марта /17 февраля, — ушатом холодной воды на головы греков и не только одних греков: «Ни при каких условиях мы не можем допустить участие греческих войск во вступлении союзных войск в Константинополь». Как Извольский, так и Бенкендорф тотчас сообщили о ней Делькассе и Грэю. Делькассе, руководимый возобновившимся страхом перед английским (англо-греческим) засильем, сразу пошел навстречу желанию Сазонова и предлагал «напомнить» Греции, что, если она желает действовать сообща с союзниками, «ей следует выступить на помощь Сербии» и в то же время — быть может, в ответ на вопрос Извольского, — заметил, что он «не имеет оснований думать, что Лондонский кабинет поощряет желание греков послать свои войска на Галлиполи». Грэй же оказался более сдержанным. Упирая в особенности на то, что «адмиралтейство по техническим соображениям придает большое значение греческому флоту», и на важность форсирования Дарданелл для воздействия на все балканские государства, он заявил, что «ставить препятствия Греции означало бы сильно замедлять события», и, начав с указания на допустимость военных действий греков в Смирне, впоследствии заметил, что помимо участия греческих судов в области Дарданелл «греческие силы предполагают (кто?) употребить также для оккупации Галлиполийского полуострова». А когда Бенкендорф сказал, что ему представляется невозможным, чтобы Россия «когда-либо согласилась предоставить Греции подобного рода залог», Грэй парировал и это замечание, указав, как на возможный выход из положения, на порядок, уже примененный во время войны по отношению к германским тихоокеанским владениям, захват которых Японией или Англией признается временным, «раздел же должен совершиться при заключении мира и независимо от национальности оккупационных войск».
Упорство Грэя только усилило беспокойство Сазонова[95], несмотря на то что Венизелос, — надо полагать, по совету извне, ибо официально он о телеграмме Сазонова от 2 марта /17 февраля на имя Демидова последним не был извещен вплоть до 5 марта ⁄ 20 февраля, когда состоялось второе заседание греческого совета министров по этому вопросу, а отчасти и вследствие сопротивления, оказанного греческим штабом его проекту, — понизил размер греческого десантного отряда от трех до одной дивизии и «категорически заверил (представителей держав Антанты), что никаких политических видов в Константинополе Греция не имеет и что греческие войска, вступившие в Османскую столицу, тотчас ее покинут, ограничившись посещением храма Св. Софии (!!)»[96].
Насколько серьезное значение придавалось делу в Петрограде, явствует из того, что Сазонов заявил Бьюкенену 6 марта /21 февраля, когда тот, по поручению Грэя, поднял вопрос об участии греков в военных операциях против Турции, «что участие греческих морских и сухопутных сил в операциях у Проливов и в их районе поведет к бесконечным осложнениям и повлечет за собой серьезные последствия», причем сообщил, что царь «заявил уже в самых решительных выражениях, что он ни при каких обстоятельствах не даст своего согласия на какие-либо морские или сухопутные действия Греции в районе Проливов». С своей стороны, Россия соглашалась допустить греческие операции в районе Смирны, но обставляла это согласие четырьмя весьма тяжелыми для греческой «мегаломании», как выражался Савинский, условиями, а именно: 1) чтобы Греция сама предложила свое содействие, а не была к тому приглашена Антантой, 2) «чтобы Греции было дано ясно понять, что, каковы бы ни были результаты операций в Проливах, она не получит каких бы то ни было территориальных компенсаций ни в южной Фракии, ни вблизи Проливов», 3) чтобы военные действия ее были ограничены теми местностями, которые будут установлены начальниками союзных сил, и 4) «чтобы греческая армия ни при каких обстоятельствах не вступала в Константинополь»[97].