Константиновский равелин

Синее ночное освещение делало его таинственным и фантастичным. Мерно раздавалось приглушенное, тяжелое дыхание утомленных до беспамятства людей. Иногда кто-то вскрикивал во сне или скрежетал зубами. И только один дневальный стоял, слегка покачиваясь, посреди царствующего здесь сна, нечеловеческим усилием воли заставляя себя не закрывать глаз.

Алексей медленно пошел между койками, всматриваясь в лица спящих. Так он дошел чуть ли не до конца кубрика, когда внезапно споткнулся о что-то мягкое. Быстро нагнувшись, он увидел свернувшегося калачиком Шамяку, спящего прямо на полу с вещевым мешком под головой. Шамяка что-то пробормотал спросонок и перевернулся на другой бок.

«А что, если его? — мгновенно подумал Алексей. — Парень вроде бы не из трусливых, да к тому же пехотинец!»

Он взял Шамяку за плечо и слегка встряхнул его пару раз.

— А? Что? — быстро вскочил солдат, привыкший действовать по первому сигналу.

— Дело есть! — сказал Алексей шепотом, прикладывая палец к губам.

— Ну? — спросил, присаживаясь рядом, Шамяка, которого сон покинул окончательно.

Зимский в нескольких словах объяснил, в чем заключается дело. Шамяка поскреб большим пальцем взъерошенный затылок, спросил позевывая:

— Закурить есть?

— Потом. На улице, — нетерпеливо сказал Алексей. — Ну как? Пойдешь?

Шамяка вновь встал, одернул гимнастерку, взбил, словно подушку, вещмешок, сожалея, как и всякий солдат, о прерванном сне, и вытянулся, как перед командиром, всем своим видом выражая готовность.

— Ладно. Пошли!

— Постой! Еще одного надо! — попридержал его за локоть Алексей.

— Ты ищи, а я на улице подожду, — предложил Шамяка. — Так закурить дашь?

— Да на! — рассмеялся Алексей, вытряхивая ему в ладонь из кармана остатки махорки. — Смотри, всю не кури — оставь!

Шамяка быстро закивал головой и поспешил к выходу.

Теперь оставалось найти третьего. Алексей уже хотел было пройти вдоль коек во второй раз, как его остановил торопливый, словно просящий, шепот:

— Зимский!

Алексей повернулся. На койке, возле которой спал Шамяка, сидел и манил его рукой Демьянов.

— Ну чего тебе?

— Я не спал и все слышал, что вы тут говорили…

— Так что же? — сощурился Алексей.

— Возьмите и меня с собой!

— Тебя?! — В голосе Зимского звучало недоумение и недоверие.

— Возьмите! — горячо продолжал Демьянов. — Я сегодня всю ночь не сплю… Все думаю… Вот ты со мной последней водой поделился, на смерть плюешь… И другие плюют… А я не мог! Жить очень хочется! Так хочется, что говорил себе: «Да пошли они все к чертовой матери, только бы я остался цел!» Потому и молчал и сторонился всех, что знал: начни говорить — и все откроется, все поймут, что у меня на душе. Поймут — и плюнут. Вот и ловчил, маневрировал, думал вот так, между вами и смертью бочком проехаться! А сегодня и в бою, и вот тут, вечером, я многое понял! Вот даже уснуть не могу! И решил я себя испытать: смогу ли быть человеком, вот как ты, как вы все! Возьми, не пожалеешь!

— Что это тебя прорвало? — смутился Зимский откровенной исповедью Демьянова. — Задачку ты мне задал!

— Прорвет! — злобно проговорил Демьянов, будто негодуя на себя, что до сих пор был таким. — Так возьмешь? А?

— Ну, гляди! — жестко сказал Алексей, соглашаясь и протягивая для пожатия руку. — Ты готов, что ли?

— Я мигом! — радостно привскочил Демьянов, хватаясь за руку Зимского обеими руками. — Вот только ботинки надену!

— Одевайся и давай на выход. Там тебя будем ждать, — уже совсем тепло, как товарищу, сказал Алексей. — А я пойду, а то как бы там Шамяка всю цигарку не скурил!

Они оба рассмеялись, и этот смех был словно первая ниточка, связывающая их воедино…

Когда все трое пришли на крышу северо-восточной стороны, Евсеев, Калинич и еще несколько матросов были уже там. Здесь же стоял ящик с минами и лежала размотанная бухта пенькового троса.

— А! Вот и команда! — приветствовал их Евсеев шепотом. — Чего так задержались?

— Да вот Шамяка художеством занимался! — также шепотом отвечал Зимский.

Евсеев сделал удивленное лицо, и тогда Шамяка показал ему две фанерки на острых кольях. На фанерках было выведено крупными буквами: «Осторожно! Мины!»

— Это зачем же? — не понял капитан 3 ранга.

Шамяка блеснул озорными глазами, начал объяснять:

— А это, значит, мы, как заминируем, эти колышки и воткнем! Немец, конечно, подумает, что его дурачат, ну и попрет прямо на мины!

— Психологический эффект! — рассмеялся Калинич.

— Точно, товарищ комиссар! — подхватил Шамяка. — Вот я помню в детстве, когда на огороды лазил…

— Стоп травить! Времени нет! — оборвал его Евсеев. — Вот вернетесь, тогда и расскажете, а сейчас — приготовиться к спуску!

Все сразу подтянулись и смолкли. До сих пор все казалось просто. Теперь же нужно было оставить надежные стены, товарищей и идти чуть ли не в руки врагу, без всякой надежды на спасение в случае, если обнаружат. Понимая все это, Евсеев выдал каждому по пистолету и строго приказал:

— Если что, живыми в плен не сдаваться!

— Есть! — ответил за всех Зимский.