Конституционно-правовой статус человека (гражданина) в России

Таким образом, публичное право стало доминантой во всей системе советского права. Как пишет Ю. А. Тихомиров, «публичное право испытало в начале XX в. триумф, когда в соответствии с марксистским учением о власти большинства оно, по сути дела, “окрасило” всю систему права “государственными красками”. Его элементы доминировали во всех отраслях права и законодательства, хотя как таковое публичное право ни официально, ни доктринально не признавалось»147.

Перспективу публичного права еще задолго до революционных событий в России видели не только Маркс и Энгельс, но и другие выдающиеся ученые. В частности, Г. Еллинек в свое время указывал, что «тот или иной объем частных субъективных прав… не влияет на личность, напротив, всякое приращение или сокращение публичных субъективных прав увеличивает или умаляет личность»148. Б. А. Кистяковский вслед за Еллинеком также отмечал: «Если в социалистическом государстве будет сужен тот круг личных прав, который создается и обеспечивается современным гражданским правом, то зато значительно будет расширена сфера публичных субъективных прав. Это сильно изменит самое положение личности в государстве, так как сделает ее более полноправной»149.

Однако, как показала история, подобные оптимистические прогнозы оказались несостоятельными. Неэффективность философской основы советских конституций отразилась в недостаточности содержания и юридической техники оформления положений о правах и свободах.

Так, в первой советской Конституции (РСФСР 1918 г.) гражданские гарантии в основной их части закреплялись не в виде субъективных прав, а как обязательства и пределы правомочий государственной власти; закреплялись, в соответствии с требованиями концепции права как продолжения правопорядка, в основном, не как принадлежность лица, а как обязанности правопорядка (государства). Но выделявшиеся здесь права и свободы были ограничены и по объему регулирования, и по классовому признаку.

В последующих советских конституциях (1936/37 гг.) предусматривались специальные главы о правах и свободах, и со временем они были расширены (в Конституциях 1977/78 гг.). Но провозглашенные в них права не являлись принадлежностью субъекта и по формально-юридическим показателям, и поскольку их осуществление блокировалось однопартийным недемократическим режимом.

В СССР периода правления И. В. Сталина, когда имели место массовые нарушения прав и свобод как индивидуальных лиц, так и целых народов, в том числе важнейшего из прав – права на жизнь, в условиях авторитарного, репрессивного режима возникли нигилистические тенденции относительно понятия субъективного права и в самой научной теории. В соответствующие десятилетия ее истории ставилась под сомнение даже общетеоретическая концепция субъективного права, не говоря уже об обосновании субъективной природы конституционных прав.

По данным Н. И. Матузова, «в России в советский период отечественной истории (до 50-х годов XX столетия) в юридической литературе вокруг понятия субъективного права не раз возникали споры, высказывались сомнения по поводу самой необходимости этой категории. Одно время она была объявлена устаревшей и ненужной в науке»150.

После XX съезда КПСС, на котором была принята резолюция о культе личности Сталина, где подвергалась критике указанная практика, «вопрос о “нецелесообразности” понятия субъективного права, как якобы не присущего советской правовой науке, уже не поднимался». Напротив, «в 1955 г. журнал “Советское государство и право” в одной из своих редакционных статей писал: “Следует признать глубокую ошибочность попыток “ликвидировать” самую категорию субъективного права под флагом якобы борьбы с влиянием “буржуазной юриспруденции”… Советское правоведение не должно отбрасывать, а глубоко и всесторонне разрабатывать категории субъективных прав»151. Однако в 1950–1960-х гг. в советской юриспруденции утверждается общетеоретическая (цивилистическая) концепция субъективного права, согласно которой и в соответствии с классическими представлениями субъективное право характеризовалось как право, принадлежащее конкретному субъекту и возникающее в конкретных правоотношениях.

По мнению одного из ведущих теоретиков советского периода О. С. Иоффе, субъективное право – это право, в котором управомоченному субъекту противостоит конкретный субъект с корреспондирующей обязанностью, «субъективное право, взятое вне правоотношения, исключенное из него, превращается в ничто, в “социальный нуль”152. Подобные узкоцивилистические определения субъективного права не отражали особенностей содержания понятийного аппарата иных, сравнительно более молодых отраслей российского права – в частности, конституционного.

С позиций методологии цивилистического подхода конституционные права и свободы в советский период не обнаруживали признаков субъективного права, а именно: