Конструктивное наблюдение (ЛП)

— Боже мой, как же хорошо… Я даже не представляла, что может быть так хорошо… — Гермиона чувствовала, как каждый его толчок отдается чем-то бесконечно приятным в клиторе и во влагалище одновременно, и понимала, что долго не продержится — оргазм вот-вот накроет ее с головой.

— Ну… милая, если ты попросишь, я даже разрешу тебе потрогать свою знаменитую трость… — в глазах Люциуса прыгали смешинки, что, впрочем, не помешало ему немного ускориться.

Гермиона распахнула глаза от удивления.

— Ах ты, мерзавец! — но потом рассмеялась. — Я… надеялась, что ты не услышишь их, — и тихонько ахнула, откликаясь на особенно глубокий толчок.

— Кажется, ты забыла, что я — Люциус Малфой, дорогая моя… — он повторил движение, отчего спина Гермионы изогнулась. — И слышу все, что мне нужно.

Она же ласково пробежалась ладонями по его плечам и прошептала:

— Быстрее, Люциус… Вот теперь — быстрее.

Глухо рыкнув, Малфой ускорился еще сильнее и почти сразу почувствовал, как пульсирующее влагалище становится огненным. Близость с ней была такой чудесной, что это почти пугало.

— Черт, черт побери, ведьма, ты не можешь себе представить, что ты значишь для меня… Ну же, девочка! Еще разок… давай. Сейчас! — и он слегка сжал пальцами оба соска.

Последние толчки были не просто стремительными, но и очень глубокими, именно они заставили Гермиону задрожать от невероятного удовольствия, охватившего все тело. Издав почти мучительный крик экстаза, она обессилено рухнула на стол, а следом на нее упал и застонавший Люциус. Тишину кабинета нарушало теперь только прерывистое дыхание, удержать которое не могли ни он, ни она.

Наконец Малфой поднялся и, бросив на обоих Очищающее заклинание, тщательно привел себя в порядок.

Гермиона тоже приподнялась, опираясь поначалу на локти, а потом и ладони. Все тело дрожало, поэтому о том, чтобы встать на ноги, и речи быть не могло. Люциус повернулся к ней уже с привычной надменной улыбкой.

— Благодарю вас за интереснейшее занятие по Чароведению, мисс Грейнджер. Оно прошло хорошо… Неожиданно, но… очень хорошо, — проговорил он со знакомым высокомерием, а в глазах снова сверкали лукавые смешинки. И уже повернулся, чтобы уйти, но остановился и сунул руку во внутренний карман мантии. — Да, кстати, вы интересовались, что же такое я писал все это время. Поэтому оставлю свой пергамент вам, — он положил свернутый лист на стол и посмотрел на Гермиону в упор. — До свидания. Очень надеюсь, что это не последняя наша встреча…

Вежливо кивнув, Люциус загадочно улыбнулся, вышел из кабинета и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Еще не пришедшая в себя Гермиона поначалу не могла двинуться с места, но в конце концов любопытство оказалось сильней усталости, и она потянулась к пергаменту. Дрожащими пальцами осторожно развернула его. И ахнула.

На листе не было никаких пометок — ни критических замечаний, ни желчных обвинений в недостатке дисциплины. Ничего! Ни единой строчки. Только рисунок…

На котором оказалась мастерски изображена женщина, стоящая в этой же классной комнате. Пустой. Без единого ученика. Она слегка прислонилась бедром к спинке стула, явно собираясь что-то сказать своему невидимому собеседнику. И этой женщиной была… Гермиона Грейнджер. Сходство казалось поразительным и не подлежало никакому сомнению, художник подметил его безукоризненно. Будучи не в силах отвести взгляд, Гермиона смотрела на саму себя, столь восхитительно воплощенную на пергаменте Люциусом Малфоем.

На рисунке она была совершенно голой…