И знал почему. Знал, как для меня было важно добиться этого ради папы.
Мечты и стремления Тома стали для меня сюрпризом. Может, и для него тоже. Мне кажется, Том и сам не подозревал, насколько сильно он мечтает о добропорядочной жене, которая запекала бы курицу по воскресеньям, рожала бы детишек и жила за городом, пока не понял, что я – не такая жена.
По крайней мере, не была ей в тот момент. Тогда у меня были цели поважнее.
Но черт возьми. Мне нравится запеченная курица. Я хотела детей. Может, я даже прониклась бы всей этой идеей с домом и двориком.
Если бы он только
Или нет, потому что из-за всех этих воспоминаний мне стало любопытно, как там дела у Тома. Так ли недосягаемы его цели, как мои.
Поворачиваюсь, чтобы лучше его видеть.
– К слову о мечтах. Как там твоя таблица?
Том корчит рожу и не притворяется, будто не знает, о какой таблице я говорю.
– Зря я ее тебе показал.
– Поправка: ты должен был раньше мне ее показать. Например,
Том закусывает щеку.
– Скорее всего, ты права. – Он поворачивается. – Это что-то изменило бы?
– Ты хочешь спросить, вышла бы я за тебя, если бы знала заранее, что вся твоя жизнь расписана по графам и колонкам?
Том не отводит взгляд, как будто ему важен мой ответ.
– Вышла бы?
Задумываюсь на минутку, потом пожимаю плечами.
– Я не возражала против таблицы. На самом деле я ее даже уважала. Я люблю хорошо продуманные планы. Наверное, мне просто хотелось бы…
– Да? – Он внимательно на меня смотрит, и я стараюсь не ерзать.
– Хотелось бы знать детали твоих представлений об идеальной жизни заранее. Знать, что мне в таблице не место.
Том вздыхает.
– Кэтрин…
– Да ладно тебе, Том, – говорю я так легко, как могу. – Мы с тобой знаем, что ты искал не меня.
Он смотрит прямо перед собой и некоторое время молчит.
– Нет, – наконец отвечает он. – Наверное, не тебя.
Не хочу, чтобы меня это ранило, но мне все равно больно. Я знаю, что я не самая обаятельная женщина на планете, но слышать, что я чья-то ошибка, все равно неприятно.
Что бы Том ни думал, у меня были и другие желания помимо партнерства. Развод в них не входил.
– И как, ты снова на верном пути? – спрашиваю я, хотя сама себя за это ненавижу.
– В смысле?
– С таблицей, – поясняю я. – Внес залог на дом с домиком на дереве на заднем дворе, приготовился заделать детишек женщине, которая печет твои любимые маффины с голубикой, а не просто покупает их в «Левайн»?
Он снова на меня смотрит.
– Мне нравилось, когда ты покупала маффины в «Левайн».
– Это не ответ, – продолжаю давить я и в то же время кляну себя за это. Если Том нашел то –
Он устало вздыхает.
– Ненавижу, когда ты так делаешь.
– Как?
– Выворачиваешь нашу историю. Притворяешься, что я какой-то шовинист из «Безумцев»[22] и пытался заставить тебя бросить работу. Делаешь все, чтобы отвлечься от своей эмоциональной несостоятельности.
– Ай, – говорю я, почти всерьез. Это было жестоко, даже для него.
– Извини, – бормочет Том, глядя на часы. – Весь этот день просто…
– Не вписывается в таблицу? – улыбаюсь я, чтобы скрыть свою боль, но еще и чтобы избавиться от напряженной атмосферы между нами, раз уж нам предстоит черт знает сколько времени вместе провести в поезде.
– Да. Не вписывается в таблицу. – Том тоже улыбается, но его улыбка не касается глаз.
Его внимание переключается на грохот приближающегося поезда, и я с облегчением выдыхаю, потому что мне удалось не раскрыть свою самую страшную тайну.
Я
19. Том
23 декабря, 16:39
В поезде пахнет, как в гастрономе. Принюхиваюсь к манжету своего пиджака. Черт возьми. Это я.
– Что с тобой происходит? – спрашивает Кэтрин, не отрываясь от телефона. Вечно она со своим проклятым телефоном.
– Я пролил ветчинный сок на костюм. Это мой любимый костюм. – Стараюсь не дергаться от хамоватых ноток в моем голосе, но
– У ветчины нет сока, – спокойно отвечает Кэтрин.
– Хочешь поспорить? – Сую свое запястье ей под нос. – Понюхай! Говорю тебе, ветчинный сок.
Пассажир на соседнем сиденье наблюдает за нами со смесью отвращения и раздражения. Я его не виню. Кажется, я начинаю вести себя все более несолидно с каждой минутой, проведенной в компании бывшей жены.
Хотя тут в кои-то веки виновата не только Кэтрин. Меня гложет собственное чувство вины. Мне предоставилась отличная возможность рассказать ей о Лоло, пока мы говорили с ней на платформе, но я просто… не смог.
Сам не знаю, почему я промолчал. Чтобы не ранить чувства Кэтрин? Так у нее их и нет почти.
И когда мы приедем в Чикаго, она все равно узнает о Лоло. Ну, вы поняли. Когда они