– Ну не знаю, – говорю я, задумчиво поджимая губы. – На мой вкус, чистилище – это как-то слабенько. Уж лучше не мелочиться и экспрессом прямо в рай!
– Как мило, что ты правда веришь, будто, когда придет время, отправишься в рай.
– Хотя, – глубокомысленно продолжаю я, не обращая на него внимания, – если бы я решила все-таки задержаться тут и попортить тебе жизнь, привидение из меня вышло бы сногсшибательное!
Том фыркает.
– Ты забываешь, что я видел утреннюю версию тебя, до кофе и свидания с утюжком для волос. Отчего-то мне кажется, что их не получится захватить с собой на тот свет. Да и с телефонами там, наверное, туго.
На меня внезапно накатывает новая волна воспоминаний. Я не замечала этого, пока мы были вместе, но утро всегда было временем, которое принадлежало только нам. Мы оба по природе жаворонки, и в тот час драгоценного времени перед тем, как мой телефон начнет разрываться от звонков (и его тоже, хотя Том любит притворяться, что это не так), были только мы. Вместе.
– Так что? Какой план? – спрашиваю я.
– Наверное… – он глядит на часы, – попробуем взять машину напрокат. Предпочтительно – что-нибудь с полным приводом, чтобы не увязла в снегу.
Широко раскрываю глаза.
– Ты хочешь ехать в Чикаго на машине? Отсюда? В такую погоду?
Ладно, признаюсь. Я ошибалась насчет погоды, а метеорологи были правы. Зимний шторм Барри действительно тот еще монстр.
Том устало проводит рукой по волосам.
– Если у тебя есть идеи получше, мне не терпится их услышать.
– Есть, – огрызаюсь я. –
– Гениально! Что бы я делал без тебя и твоих блестящих идей, Кэтрин!
Сарказм, которым пронизаны его слова, гасит мой энтузиазм.
– Ты уже посмотрел рейсы, да?
– Ага. Достать билеты в последнюю минуту в сочельник было бы почти невозможно даже без отмененных из-за метели рейсов.
– Ну, – закусываю губу, – а что, если утром в Рождество? Метель к тому времени точно стихнет, и твои родные наверняка поймут…
– Нет. – Так резко его голос сегодня еще не звучал. – Я должен успеть в сочельник.
Том резко встает и тянется к чемодану.
– Это не обсуждается.
Ошеломленно на него смотрю. Это что сейчас было? Да, Том любит канун Рождества, как и все нормальные люди, но он никогда не относился к этому так
Щурюсь, внезапно осознав, что что-то упускаю. Что-то, что объяснило бы, почему Том как будто немного не в себе и вовсе не из-за меня.
Или, по крайней мере,
– Подбери свой драгоценный телефон и давай, двигайся в темпе вальса, – бросает он мне через плечо. – В этот раз я тебя ждать не буду.
Я иду следом, озадаченная и немного разочарованная резкой переменой в его настроении. Он достает свой телефон и с задумчивым видом читает что-то на экране.
Когда мое самодовольство стихает, я вдруг понимаю: за время нашего небольшого приключения Том проверял свой телефон почти так же часто, как и я.
Моему мозгу внезапно отчаянно хочется узнать почему.
Хотя моему сердцу, я уверена, ответ не понравится.
23. Том
23 декабря, 22:02
Некоторое время мы с Кэтрин просто стоим и пялимся на объявление у стойки автопроката:
Кэтрин молчит секунду, разделяя мой шок. Потом раскрывает рот, но я не даю ей ничего сказать и грожу пальцем:
– Ни. Слова. Больше.
Мне нужно время. Время, чтобы осознать, что я сейчас в Буффало со своей бывшей женой, а не в Чикаго, на диване, наевшийся до отвала маминой пасты болоньезе вместе со своей будущей женой.
А еще у меня стремительно кончаются варианты транспорта, на котором можно
Кэтрин нисколько не волнует, что я просил ее помолчать. Как всегда.
– Ну, здесь хотя бы нет приписки «Счастливых праздников», – говорит она слишком уж бодрым для нашего положения голосом. Она показывает жестом на соседние стойки, украшенные разнообразными версиями той же плохой новости. – Это же просто жестоко.
В кои-то веки я с ней согласен. Такой удар по спешащим куда-то прямо перед Рождеством путешественникам не должен сопровождаться словом «счастливый». Это правда было бы жестоко.
Телефон гудит у меня в кармане, и на секунду мне очень хочется позволить этому звонку уйти на голосовую почту, потому что число людей, которые могут звонить мне в десять вечера двадцать третьего декабря, очень ограничено: это либо Лоло, либо моя родня.
И мои новости никого из них не обрадуют.
Со вздохом достаю телефон и принимаю свою судьбу. Гляжу на экран. Лоло. Прогоняю необоснованную вспышку раздражения, когда вижу, что она звонит по «Фейстайму». Мы с ней всегда предпочитали сообщения, но, наверное, вполне справедливо, что в сложившихся обстоятельствах ей хочется чего-нибудь более личного.