«
Слова сами вырвались. У меня не было ни кольца, ни плана. Я даже не спрашивал, вышло больше похоже на приказ вперемешку с мольбой.
Дело было в середине отвратительного душного нью-йоркского лета, и о семейной традиции и сочельнике я даже не думал. Даже если бы я об этом вспомнил, я не стал бы ждать. Не смог бы. Единственная причина, по которой мы не расписались так скоро, как только смогли, – то, что мама пригрозила от меня отказаться, если мы не позовем ее на церемонию.
Мы с Кэтрин вывезли все мое семейство, а также Айрин с мужем, в Лас-Вегас. Обошлось без Элвиса, но все остальное по списку: крошечная часовня, море шампанского и отличные, чтоб их, воспоминания.
Тогда я наконец подарил Кэтрин настоящее кольцо. Раньше оно принадлежало моей бабушке по материнской линии и по традиции еще более старой, чем предложения в сочельник, передавалось старшему ребенку в семье.
Кэтрин в порыве удивительной щедрости настояла на том, чтобы я забрал кольцо после развода.
В следующий раз оно мне не понадобилось. Смешно, что до сегодняшнего утра меня это не беспокоило.
Сейчас, в автобусе, я рад, что прислушался к интуиции и купил Лоло новое кольцо. Почему-то кажется, что старое принадлежит Кэтрин. Даже сейчас. Особенно сейчас?
– Что, язык проглотил? – спрашивает она, прерывая мое долгое молчание. – Почему нам обязательно надо успеть до завтра? Почему не к Рождеству?
Глубоко вздыхаю и поворачиваюсь к ней лицом. Я готов рассказать ей… все. Объяснить, почему для меня так важен сочельник и что Лоло – не просто увлечение.
Слова застревают у меня в горле, потому что Кэтрин снова вся в телефоне.
– Ты можешь отлипнуть от экрана хоть на минуту? – шиплю я сквозь зубы. – Вряд ли Гарри позвонит в одиннадцатом часу ночи.
Получается еще резче, чем я хотел, и Кэтрин удивленно ко мне поворачивается.
– Да в чем твоя проблема?
– Нет-нет, – ехидно говорю я, – не
– Ой, – обманчиво легко отвечает она, – когда же я все это уже слышала? Ах да! Каждый чертов вечер весь последний год нашей совместной жизни.
– Последний год совместной жизни и на жизнь-то не был похож.
Я не хочу ее этим задеть. А может, и хочу. Не знаю. Но ее глаза широко распахиваются от нескрываемой обиды, прежде чем она спешно опускает взгляд на телефон.
С сожалением вздыхаю.
– Эй. Я не серьезно…
– Все в порядке, – перебивает она, не отрываясь от экрана, хотя телефон заблокирован. – Это не новость, что ты меня тогда терпеть не мог за то, что я отказалась бросить все, чего хотела, чтобы соответствовать тому, чего хочешь ты.
На задних рядах кто-то снова звучно пердит, и, хотя мы оба закрываем лица воротниками, ругаться не прекращаем.
– Я не просил, чтобы ты все бросила, – говорю я. – Я просто хотел увидеть хоть малейший знак, что ты меня
– Ты был важен, – отвечает Кэтрин. – Конечно, ты был для меня важен, я просто не знала, что тебе каждую секунду надо об этом напоминать!
– Достаточно было бы даже раза в неделю. Черт, да что уж там – в месяц. В
Она смеется, тихо и горько.
– Что
– Это… неправда.
– Ладно. Хорошо, – ровно говорит она.
Чувствую, как у меня сводит живот оттого, что она снова закрывается и отдаляется, когда я наконец-то приблизился к тому, чтобы разгадать загадку, которую представляет из себя сердце этой женщины.
– Кейтс… – Старое прозвище вырывается само собой, хотя я и не знаю, что сказать дальше.
– Я в порядке, Том. – Она закрывает глаза. – Я этим переболела. Тобой тоже. Мне лучше некуда. Ты нашел идеальную девушку, вписывающуюся в твою идеальную жизнь. Я стану партнером. Мечты сбываются. Все в выигрыше.
Чувствую непреодолимое желание спорить с ней, сам не знаю, о чем.
Кэтрин снова открывает глаза.
– Давай заключим мирный договор и сменим тему.
– Что-то новенькое. Чтобы ты и пошла на договор?
Она выглядит усталой.
– Том. Прими оливковую ветвь.
– Ладно. Меняем тему – так меняем тему. Давай.
Кэтрин постукивает пальцем по подбородку в раздумьях, потом у нее загораются глаза.
– Как думаешь, Лоло будет сцеживать?
– Что?
– Грудное молоко, конечно.
Кажется, я подавился своим языком.
– Извини. – Она ехидно улыбается. – Я опережаю события? Неужели ты не думал о том, чтобы посеять свое семя у нее в утробе?
– Боже, – бормочу я.
– Больная тема? Что, сеялка не работает? Или… – она шепчет, – что… оно не прорастает?