Контакт на Жатве

Спальня, которую он делил с другими семинаристами-унггоями, представляла собой лабиринт из плохо освещенных клетей в основании башни министерства на Высшем Милосердии. Студенты проводили много искусственных ночей, сидя вокруг энергетических ядер, посасывали еду через ниппели общего питания и помогали друг другу запоминать глифы и писания. Несмотря на тесноту в спальне, у Дадаба остались хорошие воспоминания о тех днях, о священном городе, о духе товарищества. Он надеялся, что его новый инопланетный монастырь окажет такое же объединяющее воздействие на унггоев «Быстрого преобразования». Но подавляющее большинство их пока не проявило ни малейшего интереса к его религиозным наставлениям.

– Неужели вам не хочется побывать на Высшем Милосердии? – спросил дьякон.

Восемь унггоев, охраняющих центральный стык, сидели прижавшись друг к другу и тянули натруженные руки к обогревательной спирали, вставленной в ядро. Призрачное розоватое сияние плазмы, колебавшейся в спирали, высвечивала темные пáры глаз, в которых угадывалось одно-единственное желание: чтобы дьякон поскорее закончил и перешел к следующей группе.

– После возвращения я с радостью возьму на себя обязанности руководителя паломничества.

Предложение было щедрое, но унггои ничего не ответили. Дадаб вздохнул под маской.

Среди истинно верующих существовало убеждение, что все должны хотя бы раз в жизни увидеть Высшее Милосердие. Проблема состояла в том, что священный город cан’шайуум постоянно пребывал в движении, а огромные расстояния между различными флотами и обиталищами Ковенанта делали путешествия недоступной роскошью для менее благополучных приверженцев веры. И все равно Дадаб был потрясен тем, что у этих унггоев нет даже желания совершить такое паломничество.

– Один лишь священный корабль стоит таких усилий. – Дадаб короткими пальцами начертил в воздухе треугольные очертания дредноута предтеч. – Это потрясающее зрелище! Особенно если смотреть из нижних кварталов.

– Мой кузен живет в тех кварталах, – пробормотал Бапап.

В этой группе он был единственным унггоем из первоначального, в двадцать обучающихся, класса Дадаба. На редкость крупный унггой по имени Флим посмотрел на Бапапа с ненавистью, и единственный усердный ученик Дадаба постарался как можно глубже спрятаться в броне.

Флим сидел на груде ящиков с оборудованием. Глубокие сточные ямки в его хитиновой коже свидетельствовали о длительной борьбе с рачками, широко распространенном заболевании среди унггоев, которые работали в заводненных пространствах больших обиталищ. Дадаб знал: не стоит сердить унггоя, которому хватило сил пережить эту каторгу. Но он продолжил, словно не замечая злости Флима:

– Правда? И в каком же квартале?

Бапап ответил, пряча глаза от дьякона:

– Я… не знаю.

– А как зовут твоего кузена? – не отставал Дадаб. – Возможно, мы встречались.

Вероятность такой встречи составляла одну миллионную, но ему хотелось поддержать беседу. Все группы начали отдаляться друг от друга, и Дадабу было важно обратить вспять эту тенденцию – такие, как Флим, вредили его призванию, препятствовали воодушевлению сородичей-унггоев.

– Яяп, сын Пума, – нервно сказал Бапап. – Из про́клятых пустошей Балахо.

У унггоев не было фамилий, они использовали для формальной идентификации имена и места рождения любимых патриархов. Дадаб понимал, что этот Пум может быть кем угодно – дядей Бапапа, или его прапрадедом, или каким-нибудь мифическим основателем рода, которого почитают потомки. Родная планета унггоев называлась Балахо, но Дадаб не был знаком с кварталом, названным Бапапом. И все же он продолжал гнуть свое:

– Яяп работает на министерство?

– Он служит сангхейли.

– В качестве солдата?

– Часовой.

– Наверно, он очень смелый.

– Или очень глупый, – проворчал Флим, доставая пакет с едой из своей груды. – Как Йюлл.

Он вставил трубку в пакет, навинтил другой конец на ниппель, выступающий из его маски, и потянул жидкую кашицу. Другой унггой ссутулился, чтобы оказаться поближе к обогревательной спирали.

Дьякон очень мало знал о первом спуске джиралханаев на эту неизвестную планету для переговоров в саду. Он все это время провел на «Быстром преобразовании», работал с люминарием. Но Дадаб был в курсе, что Бапап принадлежал к отряду унггоев, как и большинство учеников в классе. Благодаря наставлениям дьякона это самые верные и надежные унггои «Быстрого преобразования», и Маккавеус именно поэтому взял их с собой.

Один из них, Йюлл, не вернулся. А когда Дадаб поинтересовался, что за трагедия с ним приключилась, Бапап и другие ничего не ответили. Но Дадаб набрался мужества и как-то в трапезной «Быстрого преобразования» задал вопрос Маккавеусу.

– Он проявил неподчинение, и Тартарус его убил, – с удивительной откровенностью ответил вождь. – Твои соплеменники ничему не научились, дьякон. Ничему такому, что сделало бы их полезными для меня.

Обвинение было жестоким, оно сильно уязвило Дадаба.

– Мне очень жаль, вождь. Чем еще я могу помочь?

Однако Маккавеус просто уставился в мозаичный пол, сцепив за спиной покрытые серебристой шерстью руки.