Семёнов вышел на балкон с чёрной трубой, больше похожей не на фотоаппарат, а на телескоп, и Лев подумал, но вслух ничего не сказал… что-то о бессмысленности фотографии, о зуде-зуммере-зуме… о «фотоувеличении», о котором давеча говорил с девчонкой, ведь в том-то и дело, что это странное и словами так же, как и кадрами, непередаваемое чувство рождается от того, что ты видишь «овчинку» непосредственно, без всякого увеличения, так близко, как будто сверху летишь над ней, касаясь барашков крыльями, ныряя периодически в их отару, или лицом в изнанку своего тулупа, если угодно, голову под крыло… А так это вообще не стоит выделки, на фотографии, даже не глядя, можно заранее сказать… И Ширин ушёл в комнату — он стал чувствовать неуютные толчки невесомости, перегрузки… как будто он уже летел в самолёте, попавшем в пересечённую небесную местность, буераки, воздушные ямы…
«…Или это толчки идут от сердца… — подумал он, — а вот оно сделало такое движение — там, внутри, как будто передёрнули затвор…» Ширин замер, ожидая… «Но нет, стрелять не стали… в этот раз нет… „Я ещё не проклюнулся, сестрёнка“… Больше ни грамма, — говорил себе он, — и в самолёте ты тоже пить не будешь, а то я тебя знаю… Впрочем, в самолёт-то мы посадим ППШ…»
— Нет, — сказал Паша, — выслушав не очень подробный рассказ. Ширин ограничился тем, что сказал ему, пока Семёнов на балконе увлечённо «отрабатывал» здешний небосвод, что есть возможность слетать в город его мечты бесплатно, да ещё и получить в придачу дополнительную — «тринадцатую», — пошутил Лев, зарплату, прикинув в уме, что сумма примерно равна Пашиной месячной… Он не сомневался, что Паша согласится, и ехал вовсе не для того, чтобы его уговаривать… Мог бы и позвонить, конечно, но он просто подумал, что давно не был у «их мальчика» и к тому же хотел заодно сделать в молле кое-какие давно откладывавшиеся покупки…
— Во-первых, — сказал Паша, — мне нужна виза. Ты, Лев, став гражданином Германии, наверно, забыл о таких подробностях… А для неграждан Евросоюза в Англию нужна виза, это не Шенгенская зона — я это узнавал, когда думал сам по себе туда слетать… но передумал. Ну не возиться же ради этого с визой, которую к тому же совсем не факт, что дадут, — с моими птичьими и здесь-то правами…
— Есть путёвки, — сказал Лев, — есть русские турбюро, мне кажется, они запросто решат все вопросы: «туристическая виза»…
— Ну и во-вторых: не хочу, — сказал Паша.
— Как — не хочешь? — удивился Ширин.
— Да, не хочу разрушать иллюзию. Как это было с Парижем… Но о нём я никогда и не мечтал, так что и не жалко… А Лондон… Не-а, не хочу. Пускай остаётся там, в детстве.
— «Только детские книжки читать…» — начал было ехидно декламировать Лев, но замолчал, немного подумал и сказал: — Ладно, имеешь право… Тогда я полечу. Виза мне не нужна, почему бы и не… А вам хорошо погулять тут… удачной фотоохоты! Вы захватываете окна пуфа, маэстро? — выходя на балкон, спросил он Семёнова, продолжавшего снимать облака, подкрашенные теперь ещё ржаво-красной краской и оттого выглядящие, с точки зрения Льва, особенно пугающе. — Пуф — это публичный дом, — добавил он, — вон там, видишь, красные светятся, это у Паши такая до-сто-при-меча-тельность. По-немецки: «зеензвюрдихкайтен».
— Да уж вижу, — улыбнулся Семёнов, — яволь-яволь. К сожалению, они непроницаемые… но всё равно, когда ты сейчас произнёс слово «охота», а тут, как бы сказать… на ловца хоть зверь и не бежит, но прямо под окном на тебя как бы зырит… И вот мне вспомнилось… знаете что? Никогда не догадаетесь! — он поискал глазами Пашу, менявшего закуски на журнальном столике в комнате. — Партийные делянки, члены политбюро, стреляющие в диких свиней…
— Вы что, участвовали? — спросил Ширин.
— Вы — это мы, а мы уже были на ты, — рассмеялся Семёнов. — Я — нет, но была и со мной такая история… Когда я служил в армии, мы ходили в клуб, который был рядом с частью, на кадриль, так сказать… Там я познакомился с одной очень хорошей девушкой. Мы полюбили друг друга. Я не сразу узнал, что это внучка Андрея Андреевича Громыко…
— А может, лейтенанта Шмидта? — сказал Ширин.
— …и благодаря этому я единственный узнал, почему он не выстрелил во время охоты — которую обслуживали солдаты нашей особой части…
— Не понял, так ты был особистом? — сказал Ширин, но Семёнов и на это не реагировал, он продолжал: