Контрабанда без правил

– Спасибо, товарищ секретарь, – улыбнулся Жито, довольный похвалой, – но не забывайте, что у нас еще много работы, допросы, установление мотивов, может, признательные показания задержанных, на это нужно какое-то время.

– Ну это, полковник, – махнул рукой Барыла, – ваша милицейская работа, меня это не касается, делайте, что надо, и доведите дело до конца. А я доложу Варшаве, что вы быстро справились, на пятерку. Только скажите мне, кто из ваших орлов так отличился в этом деле, чтобы я мог сообщить данные наверх, пусть там знают, что у нас люди высшего сорта.

– Расследование провел и задержал двух преступников младший лейтенант Теофиль Олькевич из группы майора Мартинковского.

Барыла быстро записал на бумажке обе фамилии и объяснил:

– Скоро я отправлю сообщение по телексу в Варшаву, поэтому мне надо указать, кто участвовал в расследовании. А там уже пусть думают, что делать дальше, может, подумают о каком-нибудь поощрении для них. Ну что, товарищ полковник, может, этого молодого сотрудника повысить в звании?

– Не такой уж он молодой.

– Ну если немолодой, значит недооцененный, а он так блестяще запланировал и провел операцию. Надо показать, что мы ценим лучших.

Барыла встал, подошел к большому шкафу из Сважендза и открыл бар с подсветкой, чтобы вынуть пузатую бутылку и два стакана. Он вернулся на место и подсунул стакан полковнику.

– Вы знаете, товарищ Жито, что я противник алкоголя на работе. На рабочем месте, как на передовой линии фронта, мы должны сохранять трезвость ума, потому что партия доверила нам руководящие посты не для того, чтобы мы руководили под влиянием алкоголя. Однако бывают особые случаи, когда не произнести тост, но только один, невежливо и даже оскорбительно, учитывая масштаб события. А у нас как раз такое событие, когда мы обязаны выпить по стаканчику. Не по рюмке, как какие-нибудь интеллигенты, а по-нашему, по-военному. У меня в баре для таких особых случаев есть бутылка болгарского коньяка «Слънчев бряг».

Секретарь налил до краев в оба стакана золотисто-коричневой жидкости. Они выпили до дна как старые боевые товарищи. Они даже не поморщились. Это ведь был сладковатый болгарский коньяк, который даже не нужно было запивать.

10:30

Стасик Лопата смотрел вверх, но он не любовался клубящимися облаками, предвещавшими дождь, проплывавшими по небу над крышами домов на противоположной стороне улицы Кохановского. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что он загляделся на небо, но более наблюдательный человек заметил бы, что сидевший в комнате допроса мужчина совсем не замечает облака, он смотрит не на них, а на свое будущее, складывающееся не лучшим образом. С момента его задержания в собственной квартире сразу после того, как он съел отбивную с картофелем и капустой, его устоявшийся мир перевернулся вверх тормашками. До сих пор было так: работа, дом, обед, телевизор, ужин, телевизор, иногда выпивка с соседом или поход в бар с друзьями, потом сон и опять работа. Жизнь, в которой было достаточно много неожиданных и интересных событий, как, например, новый фильм по телевизору или бутылка водки с соседом Малицким, или с другим, с Валенчевским из дома напротив. И вдруг, непонятно почему, его стабильный мир развалился с громким треском.

Мало того, что меня арестовали, так еще опозорили перед соседями. Вывели из дома в наручниках, как опасного преступника. Женщины и дети показывали на меня пальцем, как будто я прикончил их мать или отца, думал Стасик. Я ведь невиновен. Хотел помочь человеку. Взял, конечно, по глупости пистолет, валявшийся возле железной дороги, и это было ошибкой. Когда я его нашел, нужно было пойти в милицию и сообщить о том, что случилось, анализировал он свое поведение. Но он подумал, что сначала нужно пойти домой и там решить, что делать дальше. Он не подумал и не принял решения, а, наевшись и напившись, уселся перед телевизором, за что и поплатился, потому что милиция в это время не думала, а действовала. Действовала так быстро, что через несколько минут уже была у него, а ему не хватило времени на то, чтобы все объяснить. На него надели наручники, посадили в машину и отвезли на Млынскую, по дороге хорошенько отделав. Он зря уверял их, что это не он, он ничего не сделал и он невиновен. Милиционеры его не слушали, а только били, куда попало, так что его пришлось выносить из машины, потому что он сам не мог дойти до камеры.