Контракт на эльфа (СИ)

— Да кому там не спится, — проворчала Эрика, накрываясь одеялом с головой.

Но сон как рукой сняло. Повздыхав и поворочавшись, девушка оделась — шелковую рубашку, замшевые штаны, новую черную куртку с заклепками самого разбойничьего вида, повязала на шею синий платок и, приладив на пояс внушительный охотничий нож, спустилась в общий зал.

В корчме было дымно и людно — кто-то поигрывал на флейте, кто-то матерился, кто-то хохотал. Женщина с метлой убирала осколки посуды из-под пустующего стола, а трактирщик задумчиво чесал затылок, глядя на валяющегося у него под ногами посетителя — тот лениво ворочал руками, требуя немедля подать ему коня. Появилась разносчица и проводила Эрику в отдельный закуток, откуда, если не закрывать двери, было видно почти весь общий зал, и это было то самое полууединение, так необходимое одинокой посетительнице. Ард свернулся калачиком у очага — и как ему не жарко возле огня в такой шубе? — и засопел. Ему было все равно, где спать, хоть на снегу, хоть на бархатной подушке, хоть на выскобленном полу корчмы.

— Чего изволите? — разносчица очаровательно похлопала ресницами. — Вина? Меттинское розовое, боклерское белое, туссентское красное?

— Лучше чего-нибудь полегче, — от вина после пиров в Каэр Трольде Эрика предпочла воздержаться.

— Есть реданский лагер, каэдвенский стаут, — принялась загибать пальцы разносчица. — Ривский херес — остался последний бочонок, теперь с поставками туго, война ведь.

— Давай ривского, — Геральт рассказывал, что херес варят из черешни, и жалел, что в Новиграде его не достать.

В общем зале кто-то заорал «Смерть черным!», его нестройно поддержали.

Пить в одиночестве оказалось не так уж тоскливо. Неподалеку шла азартная партия в гвинт, и даже не видя поля, Эрика вполне могла составить представление об игре: игроки яростно шлепали на стол замусоленные карты, озвучивая на всю корчму каждый свой ход. Картежники задержались дольше других, когда народ начал расползаться по домам. Ривийский херес пьянил медленно, но основательно. После третьей кружки вздумалось курить, и Эрика купила у корчмаря табаку. После четвертой кружки захотелось танцевать, чего за девушкой раньше как-то не водилось. А после пятой в тишине опустевшей корчмы раздался знакомый, чуть хрипловатый голос.

— Не ожидал встретить вас здесь, сударыня.

— Ольгерд фон Эверек, — протянула Эрика, затягиваясь трубкой. — Это снова вы.

— Эрика, — полуулыбкой ответил атаман. — Вы ожидали встретить кого-то другого?

— Вы меня вполне устраиваете, — она потянулась за кружкой, в которой плескался густой херес. — Если вы, конечно, не плод моего воображения.

— Почему вы так решили? — Ольгерд сел на лавку, широко расставив ноги.

— Вы появляетесь тогда, когда я одна, это раз, — принялась загибать пальцы девушка. — Когда я пью — это два. Когда мне тоскливо. Это три.

— Я не нарочно, — усмехнулся в рыжие усы атаман. — Что-то еще?

— Вы не похожи на человека, — внимательно вглядевшись в обветренное лицо фон Эверека, произнесла Эрика. — На живого человека. Это четыре.

— Вы крайне проницательны, — снова усмехнулся Ольгерд, на этот раз совсем не весело. — Живым меня назвать трудно.

— Интригуете, — девушка снова затянулась плотным белым дымом, и выдохнула его через нос.

— Ничуть, — атаман склонил голову набок, разглядывая собеседницу. — Откуда вы?

— Скеллиге, — привычно солгала она.

— Нет, — мотнул головой Ольгерд, не отрывая от девушки острого, изучающего взгляда. — Не Скеллиге. Акцент похож, но не настолько, чтобы перепутать.

— Раскусили, — Эрике было все равно, что о ней подумает этот странный разбойник. — Вы вряд ли мне поверите, но это уже третий мир, в котором я живу. Более того, я попала сюда по собственному — ну не дура ли? — желанию.

Атаман посмотрел на нее внимательным, пронзительным взглядом светло-серых глаз.

— И это было самой большой ошибкой в моей жизни, — закончила Эрика, и выбила трубку прямо на стол.

— Что именно? — уточнил Ольгерд.

— Любовь. Иногда ради любви мы совершаем очень глупые поступки. Настолько глупые, что ломаем ими не только свою жизнь, но и жизни близких людей, — девушка встала и заходила по комнате. — Нам все время твердят — за любовь надо бороться, любовь надо заслужить. А в итоге оказывается, что нет ни любви, ни всего остального, что было бездумно растрачено в процессе борьбы. И это больно.

Она подняла глаза на собеседника, встретившись с ним взглядом. Он тоже встал — оказавшись значительно выше нее ростом, и такой широкий в плечах, что не обхватишь.

— Любовь бывает разной, — сказал он негромко. — Эрика, которая не продает друзей…

— … читает-де Гевра и путешествует по мирам, — закончила за него она. — Лучше ничего не чувствовать вовсе.

— Не лучше, — нахмурился фон Эверек, будто точно знал, о чем говорит.

— Думаете?

— Уверен.

— Что ж, поверю вам на слово, — она криво улыбнулась. — Вы что-нибудь чувствуете?

— Скуку — почти всегда, — честно признался Ольгерд. — И потому осмелюсь предложить вам немного развеяться. У вас хорошая лошадь?

***