— Мы теперь все в голос твердим: «Спасибо, Россия!» Вот вернули вы наше село к жизни, а я уж думал, что при украинской власти оно совсем загнётся. Ну а пацаны на блокпосте раньше нас поняли, какой свет несёт Россия. Раньше всех поверили в вашу армию. Тут никакие агитки и комиссары не нужны: лучшая пропаганда — это вы. Вы та самая народная дипломатия, которая похлеще любой другой…
Однажды десантный флаг исчез. Витя допытывался у мальчишек, но те гнули взгляды вниз да вкось, отнекивались, пожимали плечами. Понятно: всё-таки боялись. Тогда бывший старшина, распахнув куртку и положив широченную ладонь на рукоять ножа, коротко распорядился:
— Передайте тому, кто взял флаг, если к моему возвращению он не будет на месте, — полсела вырежу.
На обратном пути из Луганска десантный флаг развевался над блокпостом. Спрашивать не стали, кто вернул: достаточно самого факта.
Саша припарковал «бусик», что дал нам Вадим Германович Радченко, на обочине, Витя вытащил коробки с конфетами и печеньем — традиция, мальчишки тут же обступили его, светясь радостью. Расспросил об обстановке в селе, об учёбе, кратко выслушал ответы по заданным в прошлый раз темам — учитель строгий, проверяет уроки досконально, несмотря на наше нетерпеливое: «Да поехали уже, Ушинский!», удовлетворённо хмыкнул: уже лучше, но всё равно на «отлично» чуть-чуть не дотягивают. Строго наказал поделиться с сестрёнкой гостинцами. Приобнял, на прощание пожал руки. И долго ещё стояли на обочине поцелованные солнышком юные можниковцы, махали руками и улыбались. Наша «народная дипломатия» давала свои плоды.
Комбат из мобилизованных, лет сорока, высок и крепок. Бывший подполковник полиции, два года как на пенсии, хорошая работа на гражданке, но пришла повестка — не стал «отмазываться». Сначала был рядовым, но через месяц ввиду отсутствия командиров и общей подготовки назначили сначала взводным, черед пару недель ротным, а теперь вот дали батальон. В подчинении все «мобики», мужики дух вольницы почувствовали, мозги никак в кучу не соберут — «отвязались» вне дома, от жён, свободу почувствовали, потому с дисциплиной не очень. Не все, конечно, есть опора.
Комбат привык к дисциплине и уважению закона, поэтому от бардака, разгильдяйства и глупости начальства шалеет.
Выкопали окопы, оборудовали блиндажи в три наката с изоляционной плёнкой, обшили стены доской и пеноизолом, на дно окопов уложили решётки, сделали водоотводы: воюй — не хочу. Проверяющие из столицы приказали переселиться в выкопанные подрядчиками окопы и бетонные блиндажные колпаки. Водоотводов нет, решеток на дне окопов тоже нет, внутри блиндажей нар нет, зато в приказном порядке заставили подписать формы КС-2. В итоге, как только земля стала оттаивать, то один такой бетонный блиндаж превратился в братскую могилу для отделения — накренился и завалился, придавив спавших. В двух других спящие бойцы захлебнулись от хлынувшей с полей воды: полчаса — и окоп доверху заполнялся талой водой.
Комбат говорил об этой начальственной дури с какой-то покорностью, как о неизбежном зле. Блохи тоже собаку кусают, что не мешает ей служить хозяину верой и правдой.
— Не лезли бы эти проверяющие со своими указаниями, не дергали бы личный состав дурацкими приказами, а дали бы отмашку: «Вперёд!», так мы бы давно уже и Волчанск, и Купянск, и Изюм взяли бы. Дух у ребят боевой, руки чешутся, только вот с головой не дружим. Ни «квадриков» тебе, ни «теплаков», зато боевые листки подавай. Умники. А что в них писать? Что утонули в окопах да блиндажах? Мы ж во второй линии, мы воевать хотим, а нас третий месяц мурыжат и ребят на передке не меняют. Поговоришь-послушаешь: от комвзвода до комбрига все так считают, а выше что, дебилы? Или какая-то очень стратегическая стратегия?
Практически ни одна поездка не обходится без накладок, несуразностей, нелепостей, а виной всему наш природный русский «авось», дурость, лень, бестолковость, недомыслие, самонадеянность, неорганизованность и всё остальное, без чего наша жизнь становится пресной и какой-то по-немецки размеренной.
Вот и на этот раз в хлам разрушенном городе, где вороны и те в редкость, угораздило угодить по глупости к «вагнерам». В плен — не в плен, но «изолировали». Ощущение не ахти, когда полная расслабуха, и ты по-кошачьи млеешь под солнышком, щедро в лицо швыряющем тепло пригоршнями, а через секунду между лопаток даже сквозь бушлат холодок от ствола автомата. И хлёсткое: «Быстрее!» Будешь плестись, перебирая ногами, — в лучшем случае прикладом в спину, а то можно и пулю схлопотать. Конечно же шальную.
Солнце купалось в искрящемся насте, плескалось, разбрызгивая тысячи искрящихся крохотных солнечных осколков, играющих на гранях алмазных кристалликов снега. Зато в тени, да ещё издали, он казался синими лужами, растекающимися от грязно-красных и грязно-белых развалин домов.