Наверное, нам бы удалось его убедить, что нам, как глоток воздуха, необходим с ними разговор, что это выигрышный билет, который бывает раз в жизни, что… Наши отчаянные мольбы были прерваны появлением «контриков». Они так же небрежно бросили к себе в кузов «пикапа» сынов прогрессивного Запада, пожали руки разведке, а заодно и нам и рванули по грунтовке в неизвестность. Вот вам и улыбка фортуны: гримаса, отвратительная и циничная.
Наверное, мы очень неправильные. И дети наши неправильные. И внуки. Мало того, что сами живём суетно, так и родным покоя нет.
Дочь с зятем уговорили Витю взять их с собою: пока он будет мотаться по подразделениям, они поработают в госпитале. Витя договорился с начмедом: взяли их санитарами и вообще подсобниками. Выделили комнатку в самом конце коридора — ничего себе, чистенькая и даже уютная. Мыли полы, наводили чистоту, меняли постельное бельё, разносили лежачим еду, мыли их, обмывали поступающих, переодевали их, стирали окровавленную и грязную форму, чистили и мыли берцы и всякую другую обувь, которую в надлежащий вид штатные санитары из местных приводить отказывались.
Медикаментов и еды в госпитале вдоволь: для ходячих шведский стол, для лежачих принесут в палату. В аптеке столько лекарств, что трудно даже представить. Поступающих раненых моют и переодевают в пижамы, а личные вещи, выстирав, помещают в индивидуальные рюкзаки.
Почти неделя работы в госпитале (ощущение, что все двадцать четыре часа в сутки) санитарами должна была несколько пригасить волонтёрский пыл, но Витя получил обратный эффект: дочь и зять решили, что теперь их место только на передовой. И что там без них ну никак не вытащить раненых с поля боя или из траншей. Без них никто не сможет эвакуировать их дальше в тыл. И вообще без них армии никак. И вообще в следующий отпуск — на фронт.
204-й полк бывшего второго корпуса Народной милиции ЛНР, а нынче это полк российской армии. Судьба сложная, порой трагическая, но сейчас воюют отменно. У них и тогда были мужики что надо, только вот с командирами всё как-то не везло. Ну, это общая беда, а не только этого полка.
Якут — это позывной. Вообще-то он луганчанин, просто лет десять прожил в Якутии — так уж жизнь сложилась. Вернулся перед четырнадцатым годом, а когда Киев начал войну, то пошёл в ополчение. С тех пор форму не снимает — вторая кожа.
Сейчас он наводчик на БМП. После жесточайшей контузии страшные головные боли и глухота. Говорит, растягивая слова, как будто речь пьяного, хотя он в рот не берет спиртного с четырнадцатого года: зарок дал не пить до победы. А её всё нет и нет…
Ребята гонят его в госпиталь, чтобы там дали направление на получение слухового аппарата, но тот лишь улыбается. На днях сжег украинский танк. БМП против танка — это что с мухобойкой на слона идти: только раздразнишь и огребёшь по полной. Якут — дока в охотничьих делах. Недаром десять лет в якутской тайге промышлял. Спрятал машину в кустах с вечера, дождался утра, и, когда танк вылез на позицию, Якут в упор ударил из своей скорострельной тридцатки. Потом спрашивали, какой он танк подбил, но Якут лишь улыбался, пожимал плечам и виновато говорил, что укроповский. Оказалось, для него что Т-64, что Т-72, а тем более новые — терра инкогнито.
Город ещё не зачищен, но командир дивизиона уже послал ребят выбирать место для штаба. Хитрый с бойцом зашли во двор многоэтажки, подошли к сидевшим у костра местным мужикам, кипятившим воду в чайнике. Насупленные, глядят недобро, исподлобья. Поинтересовались у них, нет ли укропов поблизости, но те отмолчались, лишь предложили чайку попробовать. Хитрый сделал обжигающий глоток, отодвинул кружку, поднялся, перебросил ремень автомата через плечо: так сподручнее. Нутром чувствовал опасность: очень уж недоброжелательны были местные мужики. Через плечо бросил напарнику:
— Пойдём посмотрим.
Как только завернул за угол дома, то сразу же будто плеснули кипятком в лицо: в полусотне шагов толпилось десятка три вээсушников. Ещё мозг не послал импульс руке, как лежавший на спуске палец придавил его: Хитрый воюет с четырнадцатого и реакция у него — отменная, дай Боже каждому. Несколько укров покатились по асфальту, остальные бросились врассыпную. Он пятится, продолжая стрелять, и спиной распахивает дверь подъезда. Автоматически меняет магазин и орет на напарника:
— Стреляй!
В ответ едва слышно:
— Не могу. Я обосрался…
Укропы очухались и уже россыпью двинулись вперёд, чувствуя легкую добычу: работал только один автомат Хитрого.
На счастье, поблизости оказались недавно присланные мобилизованные. Они «граником» пробили дыру в стене из соседнего подъезда (сирийский вариант) и через него проникли к Хитрому. Тот расставил их по окнам, приказал подпустить вплотную и валить по команде. Когда оставалось два десятка шагов, дружно ударили все автоматы. Оставшиеся в живых укры бросились назад. Хитрый не стал дожидаться повторения атаки и увел ребят.
— А что же напарник? — полюбопытствовал я.