— Ну, допустим. Я сделал предложение Соне на открытии Недели, Фрэнки сходу поверила. Пришлось догонять и чуть ли не в ноги падать, чтобы она меня выслушала. Потом… Оставил свой номер телефона ее подруге, та пришла, разделась. Я сфоткал, отправил сообщение своей Уваровой — она поверила. Уехал в Астану, меня там чуть не пристрелили, а она даже не потрудилась узнать, как у меня дела. Прислала мерзкие, отвратительные фотки, на которых ее лапает уродливый байкер. Она с этим вьетнамцем — везде. Такое чувство, что они живут вместе… Слушай, а может, они живут вместе?! — Максим даже с дивана поднялся от такого жуткого предположения.
Летов долго молчал, подумалось даже, что связь прервалась.
— Знаешь, — с холодом в голосе наконец отозвался друг, — я ведь думал, что ты психически здоровый человек. Мой метод — он же для здоровых, понимаешь? Ты рехнулся, что ли?! Какие фотки, какие подруги и номерки?! Ты Соне предложение сделал?! Точно, я же читал… блин, подумал, сплетни, как обычно. Мудила ты, Макс. Метод — он же про слова, чтобы они меньше значили. Ты зачем сюда поступки приплел?! Если твоя Уварова с тобой после всего заговорит, то она, наверное, тоже психичка и помешалась на тебе.
— Погоди, брателла. Что-то я не понял.
— А ты и не поймешь, — с насмешливым ужасом ответил Летов. — Ты пока не вылечишься, то не поймешь! Ты мой метод не оскорбляй, понял? Он, конечно, не проработан, но ты спьяну в суть вообще не вник. Ты… трындец, товарищи. Заколачивайте гроб, выдувайте заупокойный мотив из трубы.
Максим присел на край стола, который так и не смог сдвинуть с места, и потянулся к пачке сигарет.
— Так ты только про слова говорил? В смысле — слова, без практических обманок?
— Да, да! Дошло, слав-те-господи!
— Твою ма-а-ть… — Максим щелкнул зажигалкой, подкуривая, и глубоко затянулся. — Я у тебя советов больше в жизни просить не стану.
— А я тебе больше ничего и не посоветую, ты же больной на всю голову.
— Я не больной, а ответственный. К методу конструктивно подошел.
— Дебильно ты к нему подошел. Девчонка там в осадок выпала, наверное.
— Не знаю. Я с ней с понедельника не виделся.
— Не удивительно.
— Ну ладно, Дань, не причитай. Разберусь.
— Если она тебя простит, то это выше моего понимания.
— Меня всегда прощают, — неуверенно пробормотал Максим и отключил звонок.
Но подумать о том, как жить дальше, ему не дали, потому что явилась мать. Егерь не впустил ее в кабинет и послал домой: воскресенье все-таки, а у нее муж, кот, три добермана. Всех кормить — не накормить. Когда Максим выбросил в окно пустую пачку из-под сигарет со словами: «Оставь меня, Екатерина, царица-мать! Я открыл окно и готов нанести себе ущерб!» — мама вынуждена была уйти.
После этого Максим долго осознавал, на какую опасную грань ступил, втащив за собой Фрэнки. Недоверие — это одно, а травить друг другу душу — другое. Ведь можно и отравить.
— Черт, это все от страха, — сдался Максим. — Да еще из ревности.
Какая «Константа»? Какой «Дол»? Кому все это нужно, кроме Сатаны? За выходные Максим ни разу не вспомнил о работе, хотя провел в офисе два дня. Даже о казахском замминистра забыл. Потому что единственное, что ему было нужно для счастья, — это Фрэнки. Вот и вся математика, как говорит Летов. Козел, мать его! Надо же было «методом от обратного» так испортить отношения с девушкой. А главное, хоть бы раз задумался, насколько это бредовая идея… Но с третьей стороны, Данила верно подметил: если после всего, что случилось, Фрэнки простит Максима, то это настоящее чудо. То самое, которое за деньги не купишь.
Максим так устал сдерживать желание утащить Фрэнки в пещеру, что решил перестать терзаться и просто поверить — что бы она ни сказала. Просто так. Просто потому, что это единственный способ выжить и не свихнуться. Потому что… черт, потому что он ее любил. Можно назвать это «методом Егеря». Нет, лучше «методом безграничного кредита доверия». Есть два человека, он и она. А остальное пусть катится в топку.
С каждым уходящим часом ярость угасала, а ломка по Уваровой становилась сильнее.
Стены в сознании рухнули, они устали поддерживать страх и пали смертью храбрых. И вся та ситуация, в которую Максим и Фрэнки загнали друг друга, показалась кристально прозрачной, бессмысленной. Ну нельзя заставить кого-то верить тебе, и Фрэнки, кажется, поняла это гораздо раньше. Ты либо веришь, либо нет. Определился — и все, живешь согласно выбору, без постоянных терзаний и подозрений. Не можешь поверить — уходишь. Чтобы не мучать ни себя, ни ее.
Максим уходить не хотел.
Он решил, что завтра поговорит с Фрэнки начистоту, без игры в прятки: кто кого любит, а кто кого использует. Он наконец успокоился и ощутил, насколько устал за выходные, сдерживая потребность видеть Фрэнки и убить ее вьетнамца.
А утром, еще семи часов не было, его разбудил звонок. Неизвестный номер.
— Кто тут?
— Доброе утро, это Борис Денных, мы с вами встречались.
О, еще один поклонник Фрэнки нарисовался. Тот самый, который хотел акции у Екатерины перекупить.
— И что тебе нужно?