Контроль фонетических навыков

Тем не менее нельзя игнорировать тот факт, что иноязычный акцент, под которым мы понимаем систему типичных для носителей определенного языка фонетических ошибок в устной речи на неродном языке, являющихся отрицательным результатом фонетической интерференции, все-таки не безразличен слушателю – носителю языка, на котором ведется общение [Morley, 1991]. В силу психологических причин слушающий вынужден фиксировать отклонения от принятого стандарта произношения, при этом его внимание автоматически переключается на звуковую сторону речи говорящего. К такому же выводу приходит и Н. Р. Симонян: «отклонение от нормы выводит акустическую форму на уровень «актуально осознаваемого» и тем самым отвлекает реципиента от семантической информации» [Симонян, 1985, c. 210]. Кроме того, прекращение коммуникации со стороны носителя языка (или иностранца, свободно владеющего языком, на котором осуществляется общение) – это «неосознанная форма протеста против принуждения к непродуктивной затрате умственной энергии» [Бернштейн, 1975, c. 18].

C определенной долей уверенности можно утверждать, что представления носителя языка о допустимости/недопустимости тех или иных нарушений в речи иностранца не носят произвольного характера и не зависят от его индивидуальных особенностей. Значит, степень толерантности к иноязычному акценту, скорее всего, обусловлена только социолингвистическими причинами. Заключение «коммуникация состоялась» на самом деле мало о чем говорит, если иметь в виду правильность оформления высказывания, так как степень понимания собеседника зависит и от конкретной ситуации общения. Не вызывает сомнений утверждение В. С. Цетлин, что «коммуникация может состояться при очень низком уровне правильности речи» (см.: [Контроль речевых умений…, 1970, c. 15]).

До сих пор не ясна связь между пониманием и раздражением. Сообщение может быть и понятным и вызывать раздражение или квалифицироваться как «иностранное» даже в случае, если хорошо понято [Hultfors, 1986]. Другими словами, «понимаемость» необязательно напрямую связана с лингвистическими факторами. Негативный аффект не всегда обусловлен негативной реакцией на фонетические ошибки говорящего.

Некоторые исследователи считают, что более важно, когда раздражение включает в себя замечание о «приемлемости» или критерии, по которому носитель языка судит о языковой норме как о конфликте имплицитных и эксплицитных целей нормы [Santos, 1988]. Норма не только закладывается в компетенцию изучающего иностранный язык, но и регулируется речевым опытом в реальной коммуникации. Ошибки компетенции вызваны некоторыми пробелами в знаниях учащихся. Коммуникативные ошибки связаны с не соответствующим норме оформлением высказываний, если у учащегося имеется представление о том, к'aк это нужно сделать.

Важно учитывать экспериментально доказанный факт, что суждение слушающего о собеседнике в определенной степени зависит от разборчивости речи [Fayer, Krasinski, 1987, р. 318]. Так, возможны следующие последствия общения с иноязычным индивидом, речь которого может быть охарактеризована как «неинтеллигибельная» (unintelligible):

• коммуникация совсем не состоялась (что встречается довольно редко);

• общение не достигло желаемого результата;

• у собеседника возникает недоверие к профессиональной компетентности говорящего;

• невнятная речь говорящего подсознательно вызывает предвзятое отношение у слушающего;

• личности говорящего приписывается стереотип, часто принижающе-уничижительный [Morley, 1991].

Исследователи предпринимают попытки установить категории типов ошибок с целью выявления иерархии относительной значимости, предполагая, что, например, грамматические ошибки более серьезны, чем лексические или какие-либо другие. И в этом случае трудность заключается прежде всего в разграничении ошибок по степени их значимости для коммуникации. Если контекст (ситуация общения) способствует пониманию ошибочных высказываний, то носитель языка может пропускать те или иные ошибки, причем остается неясным, чем он руководствуется в своем выборе фиксируемых ошибок. Разделяя ошибки на те или иные группы по степени значимости для коммуникации, мы не можем точно указать, каков источник сбоя для респондента, оценивающего ошибку. При использовании оппозиций, один из членов которой маркирован, а другой – нет, большая степень раздражения у носителя языка наблюдается в направлении немаркированность -> маркированность, чем в обратном направлении [Santos, 1988, р. 208]. Выявленный данной группой респондентов корпус ошибок можно считать достоверным для данного списка предъявленных стимулов, однако нет абсолютной уверенности в том, что другие респонденты обратят внимание на те же самые ошибки.