Контрольный выстрел

Я всё чаще убегаю от Парижа и Наташи в тем временем разбушевавшийся мир. Второй спокойный период в моей жизни заканчивается (первый был в 1964–1967 годах, ему посвящена книга "Молодой негодяй") оставив после себя красивую книжку "Укрощение тигра в Париже". Вначале я убегаю на международные литературные конференции: в вену, в Будапешт, в Белград, в Лос-Анджелес или Лондон, в какой-нибудь Антверпен. Я наработал себе литературную репутацию, моё имя начинают склонять среди лучших. Но меня неумолимо тянет прочь от литературного мира. Ещё в Соединённых Штатах я начал роман с радикальной политикой, об этом есть в "Дневнике Неудачника", я работал с "Социалистической Рабочей партией", заглядывал к анархистам. Во Франции меня приветила коммунистическая партия Франции. Я много пишу с 1982 года для журнала «Революсьён». Когда в 1986 году умирает Жан Жене это мне поручают написать некролог. В 1988 году «Юманите» хочет напечатать мою статью "Мазохизм, как государственная политика СССР при Горбачеве". Для принятия решения, печатать или нет, собирается всё политбюро. Решают — не печатать. Боятся обидеть русских. Я разочарован и начинаю сотрудничать с беспредельщиками из L' Idiot International и крайне правыми, близкими к Ле Пену, с "Choc du Mois". В те годы я одет в тёмно-синий старомодный костюм и цветную рубашку с синим галстуком. У меня роман с немецкой девочкой журналисткой и меня охотно публикую немецкие журналы.

С 1988, какое-то количество лет (1988 — начало конфликта в Нагорном Карабахе, в первой горячей точке Европы) сверхсовременным феноменом становятся многолюдные народные шествия и локальные войны, горячие точки. Слава Богу, я не просидел эти годы на заднице. Теперь целью моих поездок становятся сражающиеся молодые республики, а не старые города. Резко меняются пейзажи в основном это горы: это Балканы, это Кавказ, это Приднестровье. Я упорно исследовал войны и мятежи, карабкался по горам и долам, и попадал под обстрелы. Современность воняла гниющими трупами города Вуковара, извлечёнными из-под развалин. Призраки современности били перебитые осколками стволы уличных фонарей в Борово село. Горящее Сараево, мусульманские флаги с (?) в грязи, по ним идёт сербская пехота. Я пил эту современность и ел её, мне сносило башню от удовольствия лежать под обстрелом в мандариновой роще в Абхазии, идти по оголённому мосту через Днестр у Дубоссарской ГЭС, каждую секунду ожидая выстрела. Современным феноменом были многолюдные народные шествия в городах, снежинки стучащие о красные флаги, в Москве. Мои сонные собратья писатели не поняли и не почувствовали той современности. Потому что нет о том времени 1988–1993 красивых книг, с этим шелестом снежинок о красные флаги. А пока только придя, быстро уходила казалось только что были шествия под красными и любыми другими флагами протеста: 23 февраля и 17 марта 1992 года и 9 мая 1993 собрались полумиллионные массы в Москве. Только по незнанию тогда не была совершена революция. Рык народа на улицах заставлял трястись кремлёвские башни некрепкие тогда. 3 октября 1993 года был последним днём, когда народ массивно вышел на улицы Москвы, не менее 3000 тысяч человек прошли тогда по Москве т крымского вала до белого Дома и прорвали кольцо правительственных войск, окружавшее его. Российская революция продлилась, увы, лишь сутки. Ледяной ветер реакции снёс массы народные с улиц. Заговорили танковые орудия. "И товарищей расстреливали во дворах", как предсказывал я 1977 году в "Дневнике Неудачника". Народ испугался и исчез, разбрёлся по квартирам.

Мне кажется я один понял эстетику бунтов и народных демонстраций, услышал шорох снежинок о красные флаги, увидел некрасивые и родные народные лица, благородно разъярённые. В то время как мои коллеги-карлики от искусства вяло спорили о пост модернизме. Запах гари, мочи и трупов сожженные дома, рваные кроссовки солдат, передёргиваемые затворы, запах оружейного масла, корейское лицо подполковника Костенко, которого через неделю убьют свои, вскрытый как консервная банка БТР, это была современность. У Останкино я отполз из-под огня трассирующих синих и алых пулемётных очередей. Я был в бушлате французского военного моряка со споротыми красными лентами. В последующие годы я раздарил камуфлированное обмундирование нескольких республик, прекративших соё существование. Оставив себе лишь нарукавные нашивки… Гербы исчезнувших республик не поддержанных Россией.

Тем временем мир становился иным. В мире стал популярным конформизм, переименованный в «политкорректность» (российский «похуизм» — тоже форма политкорректности). Одновременно мир стихает, становится тихим. В мир приходит новое измерение — Интернет.