– Если бы стрела не была отравлена, то моя Дуняша была бы жива. Так мой лекарь сказал, а он на разных ядах не одну собаку съел. А еще он сказал, что не наш это яд, а из Немецкой слободы, из аптеки ихней!
– Значит, девка хотела убивать наверняка, раз стрелу отравила!
– Это она тебя хотела убить наверняка, а убила – мою жену! – жестко ответил Алексей Никифорович и оттолкнул от себя Николая. – Выгнал бы я тебя из моего дома, да боюсь, что Марфе станет от этого еще хуже! Любит она тебя до умопомрачения! Понимаешь?!
– Не виновен я в смерти твоей жены, Алексей Никифорович! А то, что эта девица плела, это все напраслина одна. Озлоблена она на меня за то, что я ее отца в разбое обличил и казнил! А то, что у меня с нею ничего не было, – это я тебе обязательно докажу!
– Попробуй докажи! Но пока к Марфе ни на шаг! Увижу, что ослушался меня, – пеняй на себя!
Николай в сердцах мысленно выругался и, одевшись, вышел из дома. Сел на своего коня и ускакал прочь. Ему было обидно за неправедно осерчавшего на него друга, и он не хотел понапрасну сейчас его злить своим присутствием. Он торопился в Разбойный приказ. Там его еще очень хорошо помнили по работе в Твери. Нужно было первым делом забрать из Земского приказа лихую девку, убившую жену друга. Николай элементарно опасался за жизнь ценного свидетеля – она была ему нужна живой, а пьяный Алексей Никифорович может надумать отомстить ей, и тогда и ломаной полушки нельзя было дать за то, что она не погибнет под пытками. Проживший четверть века в средневековой Москве, Алексей Никифорович уже насквозь пропитался ее обычаями и нравами, а они далеко не всегда источают аромат роз и романтики.
Николай буквально влетел в здание Разбойного приказа. Служивый, стоявший на часах, хотел остановить его, но не успел. Так быстро Николай проскочил мимо него, что тот только досадливо махнул рукой и подумал: «Раз так бежит знатный человек, значит, важные дела его сильно ждут!»
В Разбойном приказе ничего не поменялось с его последнего визита. Разве что подьячие новые появились. Но, заметив за угловым столом знакомого по тверским делам дьяка Михаила, заторопился к нему. Тот как раз сделал внушение подьячему и хотел уже спросить у Николая: чего ему здесь надобно, как посмотрел в лицо и тут же расплылся в улыбке, вскочил с места и стал низко кланяться.
– Здрав будь, князь Николай Иванович! С чем к нам пожаловал и чем угодить тебе могу?
– Здравствуй, Михаил! Мне ваш боярин нужен!
– У нас ноныча новый боярин назначение получил. Старого-то, боярина Астения, после твоего ухода в Посольский приказ сразу того! Головы лишили, значит, – тихо произнес дьяк и быстро оглянулся по сторонам.
– Жаль, конечно, мужика, но, видно, сам где-то набедокурил. А новый где? Веди меня к нему!
– Узнаю голос своего былого боярина. Чуть что – сразу толковый приказ, а татю голова с плеч! Вот под кем нам ходить-то надобно, да не княжеское это дело – татей всяких там ловить! – с горестным видом произнес дьяк.
Осторожно подошел к плотно закрытой двери. Трижды постучал и стал дожидаться ответа, но Николай аккуратно отодвинул его в сторону и распахнул дверь настежь. Сидевший за столом боярин в это время ел. На столе были разложены и запеченная кура, и яйца, и свежий пирог. Хозяин присутственного места взялся за кувшин с характерным горьковатым хлебным запахом, но его грубо прервали, и он был явно рассержен бесцеремонным поведением своих подчиненных.
– Что?! Плетей захотели, бестолковые отродья! Почто дверь к боярину безо всякого на то разрешения и уважения открывать надумали?! – чуть ли не завизжал от вспыхнувшего гнева боярин, но, подняв глаза, чуть не выронил из руки кувшин с пивом.
Спохватился, тут же вскочил с места и, трижды поклонившись, совсем другим тоном произнес:
– С чем пресветлый князь к нам пожаловать изволил? Тут у меня еда да питье на столе. Кушаю, так сказать, но я сейчас все быстренько уберу, дабы это не мешало его светлости!
– Потом уберешь! Некогда мне сейчас ждать! Я к тебе по срочному делу – государственной важности! Речь идет о заговоре, возможно, даже, против самого царя, и это безобразие необходимо сейчас же самым решительным образом пресечь на корню!
Услышав про заговор, боярин сначала покраснел. Потом побелел, жалобно посмотрел на свой обед и дрожащим голосом спросил:
– И как князь сие злостное деяние супротив государя нашего пресекать желает?
– Нужно схватить и заточить в темницу лихого человека. Он сейчас в Земском приказе находится, но я опасаюсь, что оттуда он может при помощи своих заговорщиков бежать! Имею высокий указ перевести сего человека сюда, в Разбойный приказ, и здесь его по всем правилам допросить, а затем стеречь лихоимца под страхом лютой смерти как зеницу своего ока! Все ясно?
Николай как бы ненароком провел рукой по подбородку, и боярин заметил на указательном пальце царский перстень. Он даже вытянулся в струнку, будто бы сам царь зашел в его скромную обитель.
– Приказывай, князь! Все надлежащим образом исполню! – дрожащим от волнения голосом, продолжая завороженно глядеть на царский перстень, произнес боярин.