Девица боязливо покосилась на нее, перестала жевать и усиленно закивала в знак согласия головой. Опер резко через стол наклонился вперед, и острие стрелы оказалось совсем недалеко от ее лица. Допрашиваемая испуганно отпрянула назад. В ее глазах появились слезы. Она некоторое время держалась, но потом в голос разрыдалась. Ее былую браваду как ветром сдуло. Теперь перед Николаем был уже совсем другой человек. Сломленный неудачей и поверженный страхом наказания. Опер выпрямился и стал выжидать, пока девка успокоится, а затем вкрадчиво спросил:
– Так кто тебе дал немецкое зелье и пообещал польские деньги за мое убийство?
Девка молчала. Она поняла, что лишний раз открывать рот небезопасно для ее собственной жизни.
– Помни, что сейчас ты в моей власти и твой покровитель не успеет тебя спасти. А если мне покажется, что ты хочешь меня обмануть…
Николай резко замолк и с задумчивым видом снова повернул острие отравленной стрелы в ее сторону. Девица нервно дернулась и побелела от страха. Она испугалась, что сейчас этот здоровяк все-таки вонзит отравленную стрелу ей в лицо. Но для женщины лицо – это неприкосновенная зона. Ее язык сам, поневоле неожиданно скороговоркой затараторил:
– Это все троюродный дядя моего отца. Он очень большой человек. При самом царе служит. Это он все придумал и меня, дуру, подговорил на это дело. Обида за смерть отца и его брата у меня лютая на тебя осталась, а этот змий меня все подначивал и подначивал!
Девица замолчала и с надеждой посмотрела на Николая. Тот размышлял. Он вспоминал и сопоставлял известные ему факты, пытаясь угадать, откуда ветер дует.
– Это тот самый змий, у которого под левым глазом огромная бородавка?
Допрашиваемая вздрогнула и с застывшим ужасом в глазах посмотрела на Николая. Она боялась троюродного дяди больше, чем кого-либо на всем белом свете. Девица опустила голову и стала нервно теребить пальцы на руках.
– Значит, все-таки казначей! – сделал вывод Николай. – Михаил! Отведи задержанную в темницу, да скажи, чтобы стража под страхом смерти стерегла ее как следует! Никому без моего ведома о ней не сообщать, а тем более – не выдавать!
– Понял, князь! – радостно ответил дьяк.
– Ты князь? – удивленно спросила девица.
Теперь уже Николай удивленно посмотрел на нее. Ему казалось, что уже вся Москва должна знать о его новом титуле. Ведь у Алексея Никифоровича человек сто всякой знати было на празднике, и тот тогда во всеуслышание объявил о его помолвке с Марфой. Сия новость быстрокрылой птицей должна была разнестись по всей Москве. А уж про свадебные да любовные дела любая женщина интересуется в первую очередь.
– А меня дядя уверял, что ты будто бы коварный литовский лазутчик.
– А дом тебе дядя, случайно, не в Литве обещал?
– Ага, был с ним такой разговор! Говорил, что, когда польский правитель в Москву придет, мы с ним в Литву убягем. Там нам гораздо спокойнее будет.
– Чем дальше, тем страшнее, – задумчиво произнес Николай и посмотрел на притихшего в углу дьяка Михаила.
Тот не знал, – чего ему дальше делать. Гусиное перо так и осталось зажатым в его руке.
– Это же крамола, князь! Самая, что ни на есть подлая крамола против царя нашего и всея Руси! – наконец промолвил он.
– Ты давай не сиди сиднем, а подробно запиши все ее слова! – приказал Николай и, повернувшись к допрашиваемой, спросил:
– А тебе не кажется странным, что в награду за убийство наймита литвинов тебе заплатят польскими деньгами, дадут уйти в Литву и там же подарят дом?
Девка немного подумала, и ее глаза от удивления округлились. Она ойкнула и закрыла себе руками рот.
– Какая же я дура! Самая что ни на есть настоящая дура! В такое поверила! Это все дядька меня подговаривал тебя убить! Нашептывал, что это через тебя я лишилась тятьки свого! А еще он говорил, что ты изменник государев и крамолу против него затеваешь, а вон оно как вышло. Значит, это дядька сам крамольник! Теперь так, что ли, получается? Он же мне говорил, что ты и отца моего убил, потому что тот понял, что ты и есть государев изменник! А ведь я с тех пор, как ты меня спас от татей, к тебе всем сердцем прикипела. Уже больше года с той поры прошло, а люб ты мне до сих пор, и обида такая на тебя нахлынула, что ты на этой боярыне женишься, что убить тебя была готова, а сейчас даже не знаю, что мне и делать! Вроде как отхлынула прежняя моя обида. Ведь и вправду не ровня я тебе. Ты князь, а я дочь казненного купца-разбойника.
Девка еще с теплящейся где-то далеко надеждой посмотрела на Николая и тихо вскрикнула от удивления. Она только теперь до конца осознала, во что ее втянул троюродный дядька своими наговорами на князя.
– Меня что, теперь четвертуют? – снова в голос заревела убийца боярыни. – Дядька же обещал мне, что за твое убиенство мне совсем ничего не будет! Тем более что он может за меня перед царем слово замолвить!
Николай лишь развел руками, а дьяк тихо произнес: