Дальше я кратко рассказал, как всё происходило, и, попросив попробовать уточнить, каким образом на меня вышли террористы, отправился в экипаже Дворцовой полиции в Зимний дворец. До прибытия туда императора еще оставалось время, и я надеялся успеть решить вопрос с раной плеча и формой.
– Рассказывай, Саша, как все прошло, – произнес великий князь Владимир Александрович, усадив штабс-капитана Дрентельна в кресло и сам заняв другое.
– Он остался жив. Пахом убит. Девицы ранены, одна тяжело, вряд ли выживет. Кучер мертв.
– Как это произошло?! – напряженно спросил князь, а его правое веко несколько раз дернулось в нервном тике.
– Владимир Александрович, он натуральный зверь в человеческом обличье! Я теперь начинаю думать, что все те сказки, которые в столице ходят об этом Ермаке-Аленине, в большей степени правдивы! – увидев нетерпеливый взгляд князя, Дрентельн торопливо продолжил: – Он спокойно шел по тротуару Невского проспекта. Я следовал за ним сзади где-то шагах в пятидесяти. Когда его почти догнала пролетка с барышнями, он вдруг резко развернулся, выхватывая из кобуры наган, упал на колено и выстрелил, потом броском вперед лег и одновременно с этим выстрелил. После этого я даже не смог рассмотреть, как он из положения лежа будто бы перетек в стойку для стрельбы с колена и одним выстрелом убил кучера. Всё это заняло времени меньше, чем я вам сейчас про это рассказывал. Он удивительно ловок. Я такого никогда не видел.
– Как погиб Пахом?
– Я не видел. Когда Аленин залез в пролетку к дамам, Пахом на другой подъехал к ней. Обе пролетки были с поднятым верхом и стояли впереди меня. Я услышал только два слитных выстрела, один из которых был приглушенным, а потом увидел, как из дамского экипажа на землю спустился Аленин, держась за плечо.
– Он ранен? – оживился князь.
– Если и ранен, то не очень сильно. Когда я с ним разговаривал, то рассмотрел, что ему с бекеши оторвало погон, ее плечо было повреждено, и оттуда торчала овчина, но крови я не заметил. На груди почти напротив сердца было отверстие от пули, но Аленин на него не обращал внимания. А вообще ему повезло. У его фуражки первым выстрелом по нему была прострелена тулья. Чуть ниже – и он был бы трупом.
– Чуть-чуть не считается, Саша. А этот, как ты сказал, зверь очень опасен. Очень… – князь задумался на несколько секунд. – Пахом точно убит?!
– Да, Владимир Александрович. Получил пулю в лоб. Мертвее не бывает.
– Жаль… Жаль Пахомку. Он для меня почти как сын был. С рождения в моем доме, – князь вновь замолчал, потом, будто очнувшись, спросил: – О чем ты разговаривал с Алениным?
– Мне пришлось подойти к нему, чтобы рассмотреть, как обстоят дела. Поздороваться, а потом и представиться.
Он же попросил меня доехать до Зимнего дворца, вызвать генерала Ширинкина и рассказать ему о случившемся.
– Что-то еще просил?
– Да, просил передать его превосходительству, чтобы тот прислал Аленину трех мушкетеров, а еще проследить за гасконцем. Мне этот, как он сказал, шифр показался забавным, – штабс-капитан улыбнулся.
Князь вновь задумался, теребя пальцами правую бакенбарду.
– Боюсь, что гасконец – это ты, Сашенька, – наконец произнес он.
– Мне не надо было к вам приходить? Я вас подвел? – обеспокоенно воскликнул Дрентельн.
– Успокойся, Саша. Все и так знают, что ты практически мой воспитанник после смерти твоего отца. Так что ничего удивительного в том, что ты решил новостью о произошедших событиях на Невском проспекте в первую очередь поделиться со мной – нет. Еще один домысел про меня в копилку Николая…
– Владимир Александрович, а зачем было убивать этого Аленина?
– Понимаешь, Саша, если Пахом был моим сторожевым псом, то Аленин у Николая прирученный волк, который к тому же начал воспитывать для императора преданных волчат. Этот Аленин уже несколько раз срывал мои планы. А со своими волчатами он может стать преградой для достижения моей главной цели. Ты знаешь какой. Да и в Англии он кое-кого не устраивает, так же как и его хозяин.
– И что теперь будет? – немного взволнованным голосом поинтересовался Дрентельн.
– Не знаю, Саша, не знаю… Если хозяина еще можно просчитать… Правда, в последнее время он сильно изменился. То его зверя, если он решит действовать самостоятельно, просчитать невозможно…
– Живой! Как чувствуете себя, Тимофей Васильевич?! – услышал я за спиной взволнованный голос императора.
Дворцовый лекарь в отведенном для него кабинете Зимнего дворца как раз заканчивал бинтовать мне обработанную рану. Страшного ничего не было. Пуля прошла по касательной, пропахав борозду на плече. Та уже успела покрыться запекшейся коркой, но эскулап, предварительно почистив рану, наложил несколько швов и смазал какой-то мазью. После чего начал бинтовать. А с учетом того, что всё это происходило без всякого обезболивающего, то только этим можно было объяснить мой ответ:
– Не дождетесь, ваше императорское величество… – сказал и аж губу прикусил от досады. Но слово не воробей, вылетит, топором не зарубишь. Или зарубишь?!