Концентрация смерти

Городок приближался. Навстречу Фролову по дороге спешила женщина. Он не сразу узнал ее. Помешали напяленные очки покойного. Илья понял, кто она такая, лишь когда оказался близко, но сворачивать было уже поздно. Женщина рванулась к нему с криком:

– Марэк!

Фролов остановился, поняв, что повстречал вдову покойного, спешащую на кладбище. В нескольких шагах от него вдова остановилась, ее взгляд скользнул по костюму, задержался на очках. Илья, собрав волю в кулак, оставался на месте, спокойно глядел на женщину, смотревшую на него заплаканными, почти безумными глазами.

То, что она сказала, Илья понял и без перевода, было достаточно видеть ее растерянное лицо, извиняющийся взгляд. Прозвучало что-то вроде такого, мол, извините, но вы так похожи…

Фролов с пониманием к горю вдовы кивнул и, не проронив ни слова, просто потому, что не знал их, пошел к городку. На ходу обернулся. Женщина стояла и смотрела ему вслед. Ветер развевал траурную вуаль на ее шляпке. Илья чувствовал себя последним мерзавцем, но не падать же перед вдовой на колени и каяться в том, что он украл костюм, в котором она похоронила мужа?! Во время войны случаются вещи и пострашнее.

На входе в городок его поджидал еще один неприятный сюрприз. У моста через речушку дорогу перегораживал шлагбаум, возле которого прохаживался часовой с карабином за плечами. Первым желанием было развернуться, пойти назад, чтобы потом попасть в городок другим путем, но было уже поздно. Часовой смотрел на него, пока еще без подозрения, спокойно, не ожидая угрозы со стороны хорошо одетого господина.

Илья расстегнул пиджак, сунул руку в карман, сжал рукоять остро отточенного резца и подумал: «Если что, успею всадить ему в горло».

Почему-то именно такой удар показался Илье предпочтительным, а в голове промелькнула и утешительная мысль.

Все же лучше, что на дороге ему встретился немец, было бы хуже, попадись польский полицай. С немцем хоть поговорить было можно. А с поляком общего языка не нашел бы.

Часовой лениво двинулся навстречу Фролову, приказал предъявить документы.

– Я на похороны спешил, – Илья показал на костел, – но все равно опоздал. Документы дома остались. Я немец, у меня контора в Кракове. Могу дать вам телефон, там вам подтвердят мою личность.

Для пущей убедительности Фролов даже достал из кармана авторучку, будто хотел написать номер телефона мифической конторы в Кракове.

Часовой выждал паузу, затем приветственно улыбнулся и показал, что Фролов может обойти шлагбаум. Успех был настолько полным и ошеломительным, что Илья набрался наглости еще и спросить у немца, где в городке аптека. Оказалось, что прямо напротив костела.

На незнакомца жители косились, некоторые здоровались с ним. Илья отвечал кивком. Картонные подметки ботинок изрядно поистерлись. У костела Фролов все же задержался. Его внимание привлекло напечатанное по-польски и по-немецки объявление, напоминавшее, что в городке действует комендантский час. Солнце уже коснулось горизонта, следовало спешить.

Аптека оказалась уже закрыта, но за стеклянной дверью все еще убиралась – мыла пол женщина в высоко подоткнутой юбке. Низко склонившись, она водила по крашеным доскам мокрой тряпкой, то и дело старательно споласкивая ее в ведре. Илья, даже не отдавая себе отчет в неприличности своего поведения, засмотрелся на ее белые ноги. Женщина выпрямилась, чтобы размять спину, и заметила господина, застывшего у стеклянной двери с приоткрытым ртом и горящими глазами. Она сперва смутилась, затем опустила подол, подошла к двери и поинтересовалась, скорее всего, спрашивая, что понадобилось Фролову. Тот ответил ей по-немецки, что ему срочно потребовались лекарства.

Было видно, что женщина понимает по-немецки прекрасно, судя по всему, могла и свободно отвечать на этом языке, но упрямо продолжала говорить с Ильей по-польски. С одной стороны, это злило, но с другой, Фролов понимал ее позицию и уважал такое стремление. Она ненавидела немцев-оккупантов, а в Илье видела немца, родившегося и выросшего в Польше, значит, все-таки поляка по гражданству. Мол, у себя в семье можешь говорить, как хочешь, но с поляками общайся на их языке, не выпячивай свою дутую арийскую кровь. Фролов и рад был бы сменить язык, но, кроме русского варианта, у него в запасе ничего не оставалось. И этот вариант нельзя было применить на практике.

– Стрептоцид нужен, бинты. И еще что-нибудь противовоспалительное, – попросил он.

Женщина открыла дверь, мелодично блямкнул звоночек, Илья прошел внутрь, стараясь ступать только на высохшие участки пола. Такая деликатность примирила женщину с немецким языком позднего посетителя.

– Что именно – противовоспалительное? – поинтересовалась она.

– Не знаю. Мы у врача не были. Ребенка собака покусала, рана загноилась, – Илья понимал, что следует разжалобить аптекаршу, а то, что в беду якобы попал ребенок, подействует на нее именно так.

– А если собака бешеная? Что тогда? Вы подумали? – вместо сочувствия стала читать она нравоучение.

– Прошу вас. У меня мало времени. Вы же разбираетесь в медикаментах. У него жар, иногда бредит.