Концентрация смерти

– Теперь от нас самогонкой пахнет. Он нас за пьяных примет. Может пьяный глупо улыбаться и молчать, а? – раскрыл свой план Михаил.

– Может, – Кузьмич часто закивал.

– Ну, так улыбайся и молчи. За поляка примет.

За спиной в небе послышался стрекот мотора. Над головами низко прошелся старый немецкий трехмоторный транспортно-пассажирский «Юнкерс». Поблескивала обшивка фюзеляжа. Чернели огромные колеса неубираемого шасси. Самолет заложил круг и зашел на посадку. Пилот умело посадил машину на просторный луг, подвел ее как можно ближе к шоссе и заглушил двигатели. Правда, расстояние все равно осталось приличным, метров триста сочной, росшей на переувлажненной земле травы. Тут бы колеса тяжелого летательного аппарата наверняка провалились бы. Только сейчас в перспективе дороги беглецы заметили далекий белый дворец, между колонами портика колыхался нацистский флаг.

– Попали мы в переделку, – прошептал Прохоров.

Фролов, матерясь в душе и одновременно подыскивая нужные фразы, одной рукой с вожжами направлял коня навстречу нацисту, в другой сжимал официальную бумагу.

Командир транспортника уже взбежал на откос к машине и бодро докладывал штандартенфюреру, что готов принять груз на борт.

Знание немецкого языка помогло Фролову и на этот раз. Эсэсовец даже не стал смотреть на документ, а сразу же объяснил, что ему требуется от «фольксдойче» Ильи и его спутников. Военная машина не могла съехать с дороги на луг, а вот телега – вполне. Следовало перегрузить ящики из автомобиля в телегу, подвезти их, а затем перенести в прибывший самолет.

Ясное дело, что ящики на руках вполне могли перенести и дюжие эсэсовцы. Но кому охота лишний раз надрываться, если можно остановить польских крестьян с конем?

Конечно же, было странно, что к ящикам такое внимание. За ними прислан самолет. Что за груз такой важный? Почему бы его не отправить по назначению железной дорогой или на машинах по дороге? Все эти вопросы закономерно возникали в голове у Прохорова, когда он слезал с телеги с глупой ухмылкой на губах.

Штандартенфюрер СС смотрел на него снисходительно, как на рабочую скотину, и не больше. Себя он чувствовал сверхчеловеком, посвященным в тайны, недоступные простым смертным.

В какой-то мере это являлось правдой. Штандартенфюреру было известно то, о чем и не могли догадываться беглецы и о чем лишь в общих чертах имели представление подчиненные ему эсэсовцы. Ну, откуда беглецам было знать, что белый, построенный в стиле классицизма дворец на горизонте принадлежал до войны графу Збигневу Прушинскому, страстному коллекционеру старины, а заодно и министру в польском правительстве, находившемуся теперь в Лондоне. Граф еле успел покинуть Польшу сам, вся его коллекция осталась в родовом имении, на которое не без оснований претендовали его немецкие родственники по линии жены. Возможно, немецкие власти и передали бы им имение вместе с коллекцией, но вмешались серьезные силы.

Командующий люфтваффе – рейхсмаршал Герман Геринг и сам являлся одержимым коллекционером, свозившим все художественные ценности с оккупированных территорий. Именно он и постарался, чтобы имение вместе со всем остальным имуществом оказалось конфискованным в пользу Третьего рейха. Две недели работали его эксперты, описывая коллекцию графа Прушинского. Экспонаты дворцового музея бережно упаковали в ящики. Описание отправили в Берлин. Ящики планировалось вывезти по железной дороге, но в последний момент от агентов в Лондоне поступила информация, что прежний владелец готовит нападение на состав силами подпольщиков и партизан Армии Крайовой. Вот и решил рейхсминистр Геринг перестраховаться, вывезти коллекцию на транспортном «Юнкерсе» по воздуху. Он просчитал все, что мог, даже распространил по каналам, доступным английской разведке, информацию, каким именно железнодорожным составом и когда коллекция якобы проследует на запад. Не учел одного, что машина с ящиками не сможет съехать на луг, самолету не удастся подрулить к шоссе из-за участка переувлажненной земли и что в это самое время конь, реквизированный у крестьян Бялого Двора капралом Зейделем с беглыми советскими офицерами в телеге будет пересекать то самое шоссе.

В самом деле, жизнь складывается из случайностей, и всего невозможно предусмотреть даже талантливому полководцу. Случайности – это гигантская мозаика, составляющая картину реального мира.

Никогда не знаешь, во что вляпаешься. О вышеизложенных международных интригах искусствоведческого толка Прохоров не имел ни малейшего представления. Он видел перед собой только эсэсовцев, тяжеленные ящики и… застывший на лугу трехмоторный транспортник. При этом он ни на секунду не забывал, что он – летчик.