Концертмейстер. Роман в форме «Гольдберг-вариаций»

Поблагодарив друга, задал ему вопрос по поводу выступления «Сексота». Он выслушал и со смехом прояснил. Оказывается, первоначально, я действительно хотел сыграть на худсовете «Мефисто-вальс». Секретарь так и записала. Потом я изменил программу, но она — то ли по небрежности, то ли по забывчивости — не исправила. Так в программке и напечатали — «Мефисто-вальс». «Сексот» взял программку и стал по привычке мучиться по поводу «души произведения». Наверное, слишком глубоко задумался над проблемой и единственный из присутствующих не заметил изменения программы. «Ничего, — успокоил Иван, — зато он всех развеселил. Будет что вспомнить!».

Иван рассказал историю весело и беспечно, но чуть заметная хитринка, появившаяся вдруг на его лице, заставила меня усомниться в случайности произошедшей «подмены». Сделал вывод — «Нужно быть настороже, с филармонией не все так просто!»

Друг довел до парадного входа, открыл своим ключом дверь, пообещав и мне изготовить копию. Вышли на улицу, еще постояли-поговорили. Стали прощаться. В этот момент мимо нас прошел серенький человечек, сидевший на худсовете по правую руку от директора.

— Кто это? — спросил я Ивана.

— Ты понимаешь, филармония — концертная организация, куда ходят «большие люди», иностранцы, где работают артисты, жаждущие уехать на историческую родину, — начал было разъяснять Иван, но так и не закончив, замолчал на полуслове….

Я посмотрел в его погрустневшие глаза и понял, что он понял, что я все правильно понял.

… …. …

Хорошо быть артистом — ура! Винни-Пух

И вот началась моя концертная жизнь. Оля, будучи опытным организатором, все замечательно распланировала. Ноябрь-декабрь — «мертвый сезон». В санаториях отдыхают пенсионеры, а они любят «старинные русские романсы», т. е. — наш репертуар. Программу чуть изменили — незаметно, чтобы не было нареканий. Оля, давно зная администраторов на местах, «посоветовалась» с ними по этому поводу. Те, конечно, просили популярные романсы, вроде «Ямщик не гони лошадей…», и мы шли навстречу пожеланиям трудящихся. Мое соло тоже подредактировали: Вагнера сменил его антипод — Чайковский. Успехом пользовалась «Осенняя песня» из «Времен года».

Концертные площадки стали осваивать постепенно: сначала были близлежащие санатории в горах, потом — те, что подальше, и, наконец, пришла очередь Черноморского побережья. Оля умудрялась договариваться о нескольких выступлениях в одном месте, что давало больше времени для прогулок. Работа стала отдыхом, связанным с переменой места. Мы не надоедали друг другу, встречаясь в основном на концерте. Часто с нами ездил ее муж Сережа, и вдвоем они прекрасно проводили время. Иногда муж-пенсионер оставался дома — на хозяйстве. Оля не скучала. В клубах, где мы выступали, у нее были друзья-подружки. Они делились новостями, чаевничали, гуляли, благо для прогулок на территории санаториев были созданы все условия.

Я воспринимал наши концерты как «воскресные путешествия». Прогулки в горы, вдоль осеннего моря были той жизнью, о которой я мечтал, когда в юности читал воспоминания пианистов-гастролеров, совмещавших концертную деятельность с туризмом. Воспоминания были несколько однообразны и строились по одному плану: сначала юмор — рассказ о всякого рода «недоразумениях», то кошка вышла на сцену во время концерта, то конферансье все напутал, то ноты забыли и проч., а потом уже серьезно автор-гастролер рассказывал об интересных встречах, городах, природе…

Пытался, писать, подражая «великим», что-то вроде дневника. Но у нас, благодаря Оле, недоразумений на концертах не было — все шло строго по разработанному плану, по стандарту. Однообразие происходящего продолжение дневника не стимулировало. Стоял ноябрь, ласкающий глаз красотой природы. Но писать о красотах Кавказа тоже не хотелось — дело неблагодарное, ибо все это уже много-много раз описано поэтами и писателями, воплотилось в картинах, музыке, фотографиях. И то, что раньше вызывало поэтический восторженный отклик, что было сильнейшим стимулом к творчеству, сегодня, будучи культурно освоенным, доставляет лишь удовольствие при созерцании и способствует отдыху. Так я и делал — отдыхал.

Поначалу — на первом концерте — немного трясся, переживал. На втором — волновался меньше. На третьем — чувствовал себя идеально, играл вдохновенно, без «щенячьего страха». А вот перед шестым — с утра накатило тягостное томление, вялость, осенняя апатия, которые исчезли лишь во время выступления — концертная атмосфера, публика оживляли жизнь. На шестом концерте я, наконец-то, понял, что значить с удовольствием играть на концерте — сцена не то, чтобы окрыляла, она стала приятным времяпрепровождением.