Контуры и силуэты

Человек в помятой шляпе и темном плаще остановился у рекламного щита. Некоторое время он смотрел на него, как бы не видя — вероятно, он глубоко задумался, — потом он зажмурился и снова открыл глаза, чтобы сосредоточиться, и тогда понял, что это я. За моей спиной туда и сюда сновали прохожие, создавая динамичный задний план. Я сделал еще усилие и увидел перед собой плакат. Он не был поврежден.

“Здесь слишком оживленное место, — подумал я. — Плакат, наверное, наклеен только сегодня”.

На новеньком, блестящем от глянца и дождя плакате я мог хорошо рассмотреть ее глаз, тот, который был лучше виден, потому что ее лицо было повернуто в три четверти, и второй был виден не весь, на нем лежала голубоватая тень от темной, растрепанной челки. Левый был обыкновенный в меру красивый глаз, серый, слегка зеленоватый, в общем, ничего особенного, но, наверное, многим нравится, раз певица так популярна. Я не пытался понять чувства ее поклонников — просто стоял и смотрел. Тяжеловатое верхнее веко и небольшая припухлость под глазом — для кого-то в этом особенный шарм. Красивое и довольно тонкое лицо немного портили губы, слишком узкие к уголкам. Впрочем, рот был открыт, как и должно быть при пении, и это мешало сказать что-нибудь о характере. Но я и не Цезарь Ламброзо.

Я отвернулся, и если бы я мог видеть себя со стороны, плакат с лицом певицы стал бы для меня фоном.

Я набрал номер. Я набрал его по памяти, но визитную карточку зачем-то держал в руке.

— Частное охранно-детективное агентство “Галифакс”, — ответили мне женским голосом.

— Добрый день, — сказал я. — Я хотел бы поговорить с вами об охране. О негласной охране, — уточнил я. — Мне нужно, чтобы человек, с которым я веду переговоры, не знал, что меня охраняют.

— Простите, не совсем вас понимаю, — ответила женщина, судя по голосу, молодая.

— Я веду переговоры, — сказал я. — Это коммерческая сделка, и речь идет о довольно крупной сумме. У меня есть основания опасаться, что здесь не все чисто. Я надеюсь, что мои подозрения неосновательны, но, знаете, береженого Бог бережет. Я хотел бы обезопасить себя на всякий случай, но так, чтобы мой контрагент об этом не знал. Ничего незаконного.

В трубке молчали. Видимо, секретарша, или кто она там, ждала дальнейших разъяснений.

— Потому что, если мои подозрения окажутся беспочвенными, — продолжал я, — я окажусь в неудобном положении. Слишком явная предосторожность может произвести нехорошее впечатление и отрицательно сказаться на наших дальнейших отношениях. Теперь вы понимаете?

— Хорошо, — сказала женщина. — Позвольте мне записать ваш адрес и номер телефона.

— Это не все, — сказал я. — У меня есть визитная карточка вашего сотрудника. Он мне ее оставил, и я знаю его в лицо. Так что я хотел бы, чтобы вы прислали именно его.

— Разумеется, — сказала женщина. — Раз вы его знаете, мы пришлем именно его. Если, конечно, он в данный момент не занят, — добавила она.

— Но трансакция намечается примерно через неделю, — сказал я, — так что у вас будет время.

— Тогда нет проблем, — сказала женщина. — Назовите его имя.

— Бреннер, — отчетливо произнес я. — Николай Андреевич Бреннер.

Какие-то непонятные междометия в телефонной трубке, покашливание, покашливание, молчание, потом неуверенный ответ:

— Боюсь, что это невозможно, — опять небольшая заминка, потом. — Он, видите ли, на Канарских островах. Вероятно, будет не раньше чем через две недели.

Ох, уж эти Канарские острова! Как будто на всей земле нет больше места для отдыха.

— Хорошо. Тогда, пожалуйста, его напарника. Я не знаю фамилии, но знаю его в лицо, так что...

— Напарника? — она как будто подавилась. — Но у него не было напарника.

— Не было? — я засмеялся. — Но сейчас-то, наверное, есть?

— Что? Простите, я вас не поняла. Кто вы? — растерянно спрашивала женщина. — Мы пришлем, мы подберем, — торопливо лепетала она. — Скажите ваш адрес, пожалуйста.

— Я сейчас приеду, — ответил я. — Я все-таки предпочитаю знать агента в лицо.

Я повесил трубку и вышел из-под колпака.

Я бросил на сковороду кусок вырезки и убавил пламя. Сковорода шипела и поплевывала мне на руки мелкими капельками горячего жира. Оставил ее и на другую сковороду, где уже закурчавился розовеющий лук, вывалил из миски горку картофельных ломтиков, разровнял их ножом. Вскрыл банку зеленого горошка, нарезал батон. Достал из холодильника две бутылки пива, отнес их в комнату. Вернувшись, перевернул на сковороде вырезку, полюбовался на розовато-белую обжаренную поверхность.

— Это единственная реальность, — сказал я, — то, чему можно доверять.

Еще немного убавил огонь.

“А может быть, и это телевизор? — подумал я. — Может быть, это передача «Смак» Макаревича или «Петербургский гурме»?”

Я переложил румяную картофельную стружку на тарелку, туда же пару ложек зеленого горошка, положил бифштекс и полил все это оставшимся от него соусом.

Отнес в комнату, поставил на стол, не забыв подложить цветную салфетку: положил на свои места вилку и нож. Я не гурман, но иногда хочется создать иллюзию домашней обстановки.