Контуры и силуэты

“Да ты что, с ума сошел? — сказал я себе. — Что, собственно, ты должен был сделать, бездельник? Почему ты должен? Кому ты должен? Какое тебе до всего этого дело? Ты, жертва телевизора, не лезь туда.

Поздно, — сказал я себе, — ты уже там. Коготок увяз — всей птичке пропасть.

Все в масть”, — повторил я и снова переключил программу.

Певица пританцовывала, что совершенно не вязалось с текстом, пела какой-то модный надрыв, уверяя какого-то неизвестного изменника в том, что она его никогда не любила, а только дурачила, перехватывала микрофон, освобождая то левую, то правую руку, чтобы откинуть с соответствующей стороны лица волосы и, перехватив микрофон в следующий раз, снова надвинуть их и после каждой выкрикнутой в зал строчки резким, птичьим движением отворачивала лицо от микрофона — вполне обычная для современных исполнителей манера. Вокруг нее расположился ее квартет — всегда квартет — два гитариста по бокам, сзади клавишник и саксофонист. Вся команда вписывалась в электрическую дугу из бегущих огней на заднем плане. Все было как у всех, и я не мог понять, почему она так популярна, но лица зрителей, которые время от времени показывал оператор, выражали почти религиозный экстаз. Наверное, это были их чувства, только красиво оформленные чувства — мне было их не понять. Я глядел на нее, и меня интересовали совершенно другие вещи, не связанные с ее образом и пением.

Жива ли она? — думал я. — Нет, не в том смысле, что она может быть уже мертва. Где-то она и мертва, а где-то жива. Здесь, например, в экране телевизора. Может быть, это запись, а может быть, прямой эфир. Но если и прямой эфир, то это вовсе не означает, что она жива, что она делает это одновременно и там, и здесь. Может быть, там ее нет — только здесь. Этот мучительный вопрос. “Телебудда” Джорджа Сигала — гипсовый слепок человека, сидящего перед работающим телевизором — или тот случай во Франции, случай из жизни. Или не из жизни — как это назвать? Когда в доме нашли истлевший труп перед действующим — живым! — телевизором. Кто жив и кто мертв?

Эта женщина мечется по сцене, поет, перебрасывает из руки в руку микрофон. Существует ли она? Существую ли я? Кто из нас более реален? Могут ли тысячи свидетелей подтвердить мое существование, как — ее? Подтвердить мое алиби? Несуществующий не имеет ничего, не имеет и алиби. Я ведь и сам себя не вижу. Откуда мне знать, что я здесь, а не там, в зале? Наверное, я больше поверил бы в свою реальность, если бы увидел себя на экране. Уж наверняка почувствовал бы себя более материальным. Странно, почему воспринимаемое кажется нам более реальным, чем мы сами? Или это только мне?