Контуженый

Злата качает головой:

– Мне же ты позвонил.

Напоминать про заявление в ЗАГС не хочется, мирная жизнь в далеком прошлом. Злата не верит мне, а я ей.

Она доказывает:

– Перед побегом я заглянула в тайник, хотела взять немного денег. Но там было пусто. Ничего! И на кого мне думать? Ты жив, а все погибли!

Мысли с трудом ворочаются в больной голове. Я морщусь, тру виски, достаю таблетки. Злата подставляет мне воду.

– Ты же Контуженый с провалами памяти. Вспомни!

Я убираю таблетки в рюкзак, натыкаюсь на фотокарточку и вспоминаю другое: надпись на обороте – «Сегодня вечером в нашем месте. З».

– Ты хотела меня убить.

– Еще как! – подтверждает Злата.

42

Мой вскипающий внутренний гнев охлаждает стук в дверь. Пассажиры сыты впечатлениями, теперь они хотят завтракать и просят чай.

Злата надевает фирменный фартук и берется за дело. Она суетится как ни в чем не бывало и даже улыбается:

– Первый – мужчина. День будет удачным. – И поясняет: – У нас же план по печенькам, сувенирам.

Пустые стаканы позвякивают в фирменных подстаканниках, а с горячим чаем утихомириваются. Рядом на подносе печенье, джемы и запакованные булочки. Поднос исчезает заполненным и возвращается пустым. Исчезает и появляется.

Пассажиры обслужены. Стакан чая достается и мне. Теплый пар поднимается над дрожащей поверхностью, а я уже остыл и не кипячусь. Лишь повторяю сказанное:

– Ты хотела меня убить.

Злата садится рядом, крутит ложечку в стакане и признается:

– Мечтала тебя прибить. Разорвать, расцарапать и оторвать причиндалы. Последнее обязательно! – Она отхлебывает чай. – Ну нельзя же так с женщинами.

– Ты о чем?

– Хорошо быть Контуженым. Забыл, что со мной сотворил?

Мне стыдно, но не настолько, чтобы вытеснить из головы схватку с киллером.

– Тебе привет от Пули.

– Чего? – не понимает Злата. Или делает вид, что не понимает.

Я выкладываю фотографию нашей троицы:

– Твоя?

– Моя.

– Ты подослала ко мне убийцу!

Злата смотрит на снимок, и опять на лице недоумение. Я переворачиваю карточку, тычу пальцем в слова:

– Ты заманила меня в ловушку.

– Это не я писала.

– Не ври! Больше некому!

Я повторяю ее недавние слова. «Больше некому!» – так она обвинила меня в краже из тайника. Детский аргумент бумерангом возвращается к ней. Кто из нас врет? У кого отшибло память?

Я продолжаю настаивать:

– Пуля – это имя убийцы. У него наколка на пальцах. Где ты его нашла?

– Я не знаю никакого Пули!

– Избавилась от Краско-старшего, сбежала от Краско-младшего. Но тут вернулся я и стал тебя искать. Ты выбрала способ понадежнее клофелина – пуля! Я единственный, кто знает о тебе. Больше некому!

– Никита, за что?

– Я бы поверил, если бы ты раньше не убивала.

– А ты?

– Я воевал.

– А где же Пуля?

– Значит, знаешь! – Я хватаю ее за фартук и трясу: – Я выжил там и выживу здесь. Твой киллер под колесами!

– Ты свихнулся!

Злата вырывается, вскакивает, сбивает стакан с чаем. Звон разбитого стекла и горячие брызги заставляет нас образумиться.

Я пытаюсь взглянуть на покушение иначе:

– Скажи честно, ты не посылала убийцу?

– Нет! Как тебе еще доказать?

Злата убирает осколки. Я прислушиваюсь к своему состоянию. Головная боль проходит, нос не кровоточит. Злата не врет. Или мне помогла таблетка?

Проводница садится поодаль от меня. Смотрит искоса:

– Ты нервный. Может, в городе кому-то дорогу перешел?

– Ну, было.

– Так почему я?

– Ты же призналась.

– В том, что проклинаю насильника. А ты на что рассчитывал?

Теперь мне становится стыдно по-настоящему.

– Прости, Злата. Сам не знаю, что тогда нашло.

– Ишь ты! Контузия тебе на пользу. Человеком стал.

– А тогда?

– Животным!

Она замечает оторванную бретель фартука, пытается скрепить ее булавкой и сокрушается:

– Шить в поездке нельзя – плохая примета.

– Разбитый стакан – на счастье.

– Ага! Хочешь, с тобой поделюсь?

Я опускаю взгляд, смотрю на свои ноги. Вновь накатывает возмущение:

– С киллером, не по адресу. А за что мою мать? Ампутацией напугала, миллион на протез взяла.

– Я бежала от Руслана Краско. Нужны были деньги, а в тайнике пусто.

– Но не таким же способом. Моя мать могла остаться без квартиры!

– Я думала, все накопления у тебя. Расплатишься.

– Думала она.

– И ты подумай, чей ребенок?

Я ошарашен. Перед глазами строчка из рассказа Чеха с вариантами: Шмель, Кит и святой дух. Смотрю на ее живот и тихо спрашиваю:

– Чей?

– Мой!

После громкого возгласа мне в глаза Злата отворачивается. Ее плечи вздрагивают, она плачет и причитает:

– Как рожу, продам мальчика бездетным. За миллион. И верну тебе деньги.

Из всех слов я слышу одно, и абстрактная картинка материализуется в конкретное:

– Мальчика?

– Недавно сделала УЗИ.

– И там видно?

– Показать?

Я смущаюсь. Злата вытирает слезу и показывает в телефоне. Я плохо понимаю, где что. То ли из-за качества снимка, или из-за влаги в глазах.

– Когда срок?

– В Новый год. Пока работаю сколько смогу.

– Новый год, – шепчут мои губы.