Копье и Сосна (СИ)

“Вы не можете, мистер Пайн, ее озлобленность… — Софи печально вздыхала. — Будет ли это полезно вам? Излечит ли раны вашей души? Мужчины всегда думают, что могут стать для женщины благодетелем — так размышлял мой муж, так воображал Фредди, и в ту же ловушку попадаете вы. Темное и светлое может сосуществовать в гармонии где угодно, но только не в нашей реальности, мистер Пайн. Рано или поздно, добро будет разъедено злом, потому что белое никогда не останется незапятнанным, если вы облачите в него окровавленное тело”.

“Софи…”.

“Тшшш, мистер Пайн. Я умолкаю”.

Сначала Джонатану казалось, будто тихое поскребывание в дверь, ему только приснилось. Потом, подумал, что этот обнаглевший ночной сторож решил упросить составить Джонатана ему компанию. Но только после того, как на весь дом разнесся тихий поток сквернословия, его самые невозможные догадки подтвердились, и он, поднявшись с влажной постели, вышел в узкий холл.

— ¡Buenas noches, señor precioso culo! ¿Cómo estás? [1]

Джонатан поднял брови, а пошатывающаяся Коркоран зафыркала от смеха, уткнувшись в косяк двери. На ней был белый атласный халат, сбрызженный, по-видимому, каплями ее любимого чернильно-сливового “Шато Петрюс”, который так ценили в “Майстере”.

— ¡Halo! Вы пьяны, Корки?

— А вы… а вы трахаете лапушку Джед, мистер Трезвенник? — она повернулась к нему, и в запа́хе ее халата он разглядел изгиб смугловатой груди. — Развед-агентура не дремлет, дорогуша, и пусть я форменная сука, но вы, позволю себе заметить, тоже по уши в дерьме, — Корки захихикала. — Оно не только на подошвах ваших ботинок, приглядитесь. Вы сами гниль. Знаете, что Шеф скажет, если какой-нибудь доброжелатель нашепчет ему о том, что ангел его души добровольно встает раком перед героическим спасителем милашки Дэнни? Ооо, — она игриво склонила голову и прижала ладонь к губам. — Я думаю, он вас убьет нахер.

— А вы полагаете, он вам поверит, Корки?

— А ты полагаешь нет, мой милый? Кто из нас марает бумажки для Шефа? Я здесь владею половиной его гребаных филиалов, а ты — трахальщик, лгун, симулянт… — Корки вдруг по-настоящему озверела и стремительно шагнула к Джонатану, ощутимо толкая его в грудь. — Сволочь! Ты думаешь, я не знаю, что ты и твои шавки копают под меня?! Что я, дескать, шлюха и пропойщица, а ко всему прочему сливаю все подробности темненьких делишек Шефа на сторону!

— Это не моя вина, Корки, клянусь тебе, — Джонатан вяло отступил назад. Он еще не чувствовал себя окончательно проснувшимся, и все высказанные оскорбления превратились для него в антураж какого-то затянувшегося кошмара. — Догадываюсь, что ты уже в курсе каждой детали моего прошлого и знаешь, что никаких друзей, которые могли бы копать под тебя ради меня, не существует.

— Не верю я тебе ни хрена. Ходишь — вынюхиваешь. Нацелился на Джед, — она зашипела ему в лицо: — Не отдам я тебе эту сделку, понял? Не отдам “Трейдпасс”! Скорее сдохну!

— Если Шеф и впрямь захочет передать мне “Трейдпасс”, а ты будешь сопротивляться, боюсь, что так и будет.

— Или ты прикончишь меня, да?

“Я одержим тобой. Я одержим тобой. Как бы я мог убить тебя?”.

Джонатан почувствовал, как Софи вздохнула где-то в глубине.

— Ты пахнешь солью, — тихо сказал он. — И вином.

— Что за чушь собачья…

Коркоран стремительно приблизилась к нему, дрожа от ярости, и Джонатан, повинуясь необъяснимому импульсу, вдруг шагнул к ней навстречу и сжал в объятиях.

Корки упала в кольцо его рук не сопротивляясь — скорее из изумления, чем из желания, и тут же начала пьяно извиваться, заставляя Джонатана чувствовать каждый изгиб ее тела. Маленькая и крутобедрая, она будила в нем эмоции совсем не похожие на те, что он испытывал к Джед или Софи. Шумная наездница и сердечная арабка — ни одну из них он не мог бы держать в объятиях вот так, как сейчас держал Корки. Пыхтя и царапаясь, она в то же время намного естественнее и правдивее принадлежала ему, чем все остальные. Он мог бы удержать их силой от безрассудных поступков, но они бы не послушались — впрочем, так и было, но Корки, как бы она ни старалась, никогда не смогла бы разжать его хватки.

Когда Коркоран чуть затихла, Джонатан шумно вздохнул и осторожно поцеловал ее в макушку.

— Я не расскажу ему, — сквозь зубы процедила она, уткнувшись в его грудь и сжимая бока, которые назавтра будут пестреть синяками от ее сильных пальцев. Ее голос звучал совершенно трезво. — Я не расскажу Шефу о Джед. Теперь отпусти.

— А о себе расскажешь?

— Нечего рассказывать, — запыхтела Корки, толкая его кулаками в ребра. От нее шел жар майоркской ночи — влажный и душный, а еще горьковатый запах сигарет. Ничего общего с ванилью — ее аромат не убаюкивал, но приводил в чувства, как стакан бренди после бессонной разгульной ночи.

— Ты у меня дома. Я тебя обнимаю. Ты меня обнимаешь. Мы одни. Может произойти все, что угодно. Когда ты будешь уходить — тебя увидят. Шеф сложит два и два. Думаешь, он тебе поверит, если ты начнешь юлить?