— Дорогой мой, — Корки отвела руку с сигаретой назад, словно собираясь запустить ему в глаз, а потом вдруг быстро встала с кресла и села на постель Джонатана, поджав одну ногу под себя. Кожа на внутренней стороне ее бедра была чуть темнее, чем у Джед.
— Дорогой мой, — смаковала она, выпуская его имя из губ вместе со струей терпкого дыма. — Не побоюсь признаться, что вы лишили меня сна на эту ночь, а это немногим мужчинам удавалось сделать. Картинка-то ведь складывается преинтересная. Вы, словно Лоуренс Аравийский — сами приукрашиваете, а другие приукрашивают истории о вас. Дряхлый бюргер Майстер — ободрали беднягу до нитки, он посчитал каждый франк, вы уж поверьте — и сорок тысяч превратились в шестьдесят, а сколько было на самом деле? Молчите? Может, все сто? И на что они вам… Наверное, потратились в Девоне? Ну, признайтесь, не будьте скромником. При ваших ягодицах это будет лицемерием… Приземленные девонские полицейские везде трубят, что Джек Линден — он же вы — вляпался в грязную историю, но мы ведь не третейские судьи, чтобы выносить приговоры и клеймить человека. Вы спасли Дэниэля, не зная, кто он, ни на что не надеясь, ничего не требуя — натуральный акт альтруизма, и, возможно, несчастный Джамбо Харлоу тоже испытал на себе щедроты вашей души. Финансовые трудности и рыночные кризисы всегда больно ударяют по самым незащищенным и беспомощным группам нашего рискованного бизнеса — наркодилеры способны лить крокодильи слезы, особенно, когда размазываешь их мордой по газовой плите. Но о чем мы толкуем? Майстерские франки вполне могли пойти на облагодетельствование, и горемыка Джамбо сейчас, благодаря вам, попивает Боллинжер где-нибудь тут же на Балеарских…
Корки вдруг наклонилась к нему — ниже, чем Джед, ближе, чем Дэниэл, мягко касаясь крепкой грудью его перебинтованного торса. От нее ощутимо пахнуло виски.
— Или Джонатан-Джек-Томас, никакой вы не гребаный альтруист, а просто ловкий вор, незадачливый убийца и любитель совать свой прекрасный длинный нос в чужие, очень серьезные дела, — она поморщилась, затянулась и выпустила дым прямо ему в лицо. Джонатан невозмутимо молчал, не отводя взгляд от ее смугловатого лица, с полоской загара у корней смоляных волос. — Вы меня беспокоите, моя любовь. Очень беспокоите.
— Сдадите меня полиции? После того, как признались, что Джамбо — часть вашего рискованного бизнеса? Очень мило. И очень недальновидно.
Сначала Корки молчала, а потом протянула руку к горлу Джонатана. Прежде, чем она успела сжать пальцы, он сумел схватить ее за запястье, но озлобленную решимость Корки не так-то легко было укротить.
“И в чем ее смертоносность?”.
Она стиснула его адамово яблоко и облизнулась. Под закатанными рукавами рубашки напряглись мускулы, натренированные, очевидно, в яростных попытках доказать всему миру, и особенно собственному отцу, что женщина тоже может сделать больно мужчине. В то же время она сохраняла на лице привычную смешливость, а в ее рельефной изящной силе чувствовала особенная стать.
— Не привыкли стелиться перед девками, да? — Коркоран чуть ослабила хватку — ей пришлось — Джонатан знал, что на ее руке останутся синяки от его пальцев. — Но вы меня не знаете, милый мой. Если потребуется, я выверну вас наизнанку, найду то, что мне необходимо, раздеру на кусочки ваши внутренности, а потом скажу, что так и было.
Она ухмыльнулась краем рта и чмокнула его в щеку влажным поцелуем, на секунду окутав лицо гривой волос.
— Ох, дорогой, мы с вами еще почешем языками, когда вы исцелитесь. А пока не слишком пяльтесь на нашу фею. Иначе кое-кто получит розгами по своему восхитительному мягкому месту. Доброго дня.
========== III ==========
Джонатана немного удивляло, что на этом острове, где столько женщин, мужчины — статусные и всевластные — почти не обращали на них внимания. Хорошенькие девушки, словно подобранные на нелегальном кастинге, обстирывали господ, убирались, готовили, загорали на шезлонгах у бассейна, зачитываясь библиями мод, катались на лошадях… И Джед, казалось, олицетворяла собой всех женщин на острове, собрав в своем образе воедино всё существующее многообразие, расфракционированное по своим скромным обязанностям. Она властвовала над домашней обслугой, и Джонатан отдавал ей должное — Джед не хуже его знала, какое марочное вино подойдет лучше к сибасу, а какое к крабам. Хотя она не служила в “Майстере” — предрасположенность к лучшему, к миру требовательных и великих, была в ее аристократической крови. Текла в венах. В то же время ее господство распространялось только на хозяйственные стороны, и для Дэниэля — Джонатан не мог не видеть — она была скорее сестрой, чем матерью, и именно поэтому мальчик обижался на Джед реже, чем это обычно делают дети по отношению к своим родителям. Он знал, что она не имеет над ним власти. Так же, как и Джонатан не имел. Но, разумеется, мальчик испытывал определенное чувство трепета и робости перед тем, кто не только спас ему жизнь, но и основательно покалечил его похитителя.