Копи Хаджибейского лимана

Таню поразило слово, которое употребила женщина, — отщепенцы. Значит, она была не из простых. Таня хотела что-то ответить, но не успела: вдруг раздался крик. Истошно завопила какая-то женщина. Таня выскочила из очереди — ноги сами понесли ее вперед. Мальчишка вырвал сумку из рук какой-то толстухи и теперь улепетывал со всех ног. Но убежать он не успел. Какой-то здоровенный мужик сбил его кулаком с ног, мальчишка упал на землю. Люди выскочили из очереди и принялись бить его ногами.

Страшно закричав, Таня ринулась туда, в самую гущу бойни. Ее ударили по голове, сбили платок, разбили губу — из нее тут же закапала кровь. Но Таня не обращала на это внимания, она бросилась прямо под кулаки, крича: — Прекратите! Это же ребенок! Ребенок! Прекратите!..

Какая-то женщина вцепилась ей в волосы, голову обожгла жуткая боль. А множество ног в башмаках продолжали молотить маленькое тело, покрытое кровью и грязью...

Тане невероятно повезло: в этот момент мимо проходили двое людей Кагула — Серый и Подкова. Она, увидев их, истошно завопила: — Серый! Подкова! Ко мне!..

Двое взрослых здоровых мужиков быстро разогнали толпу и с ужасом уставились на окровавленную Таню, которая пыталась поднять с земли избитого мальчишку. С разбитой головы ребенка капала кровь.

— Машину быстро! Надо везти в больницу!

Машина сразу же нашлась: Серый и Подкова

просто остановили проезжающий автомобиль, вышвырнули пассажиров и быстро посадили Таню с ребенком. Сами поехали с ними.

Мальчик умирал. Он лежал на руках у Тани. Платком она стирала с его лица кровь. Когда машину подбрасывало, он тихонько стонал, а из его глаз катились слезы.

— Братика найди... — уставившись на Таню в упор, прошептал он вдруг достаточно ясно, а в глазах его появилась четкая мысль: — Братика найди... медальон...

Таня отогнула ворот рваной рубахи. На простой веревке на тощей груди висел настоящий золотой медальон.

— Его Сашка зовут, — с трудом прошептал мальчик, — Сашка Лабунский... В медальоне... там...

Таня открыла медальон. Вместо фото там была справка из Городского приюта № 1 о том, что там находится воспитанник Александр Лабун-ский, 14.04.1919 года рождения, уроженец Одессы. К справке была приклеена фотография мальчика, очень похожего на того, что лежал сейчас у нее на руках.

— Он из приюта сбежал... Найди... — мертвыми губами шептал пацан.

— Как тебя зовут? — Таня глотала слезы.

— Дима... — прохрипел он. — Я его старше на три года. Мы вместе были... Я первый сбежал. Потом он. Найди... — голос его становился все тише.

— Я найду. Я обещаю тебе, — Таня осторожно сняла медальон. Она плакала, уже не скрывая слез. Мальчишка сжал ее руку и так не отпускал до самой больницы.

До операционной его не довезли... Таня с силой разжала его пальцы. Он умер в приемном покое, как только его положили на металлические носилки...

— Вы его родственница? — спросил осторожно дежурный врач, глядя на рыдающую Таню.

— Родственница, — сдерживая рыдания, твердо ответила она. — Я его похороню...

Отодвинув окровавленную прядь волос со лба мальчика, она подумала, что он похож на спящего ангела. И очень нежно поцеловала уже застывающее лицо мертвого ребенка...

ГЛАВА 10 Душевная болезнь. Экскурсия по Екатерининской. Фира и кино. Первый неудачный опыт

Сон не шел. Оставалось сжаться и лежать на боку, крепко зажмурив глаза, даже не пытаясь открыть их, чтобы рассмотреть трещинку на стене, от которой пальцами можно было отколупнуть обои — совсем как в детстве. Сколько горьких дум и призрачных надежд было похоронено под этой трещинкой! Сколько бессонных ночей в темноте этой тихой спальни, сколько мыслей, от которых при дневном свете становилось не по себе. А потом, прикрыв глаза, представлять, как можно воплотить эти мысли в реальность...

Было все. А теперь вот — ничего нет. Ничего. Сжавшись, подтянув ноги к груди, Таня лежала в темноте в своей спальне и не могла ни раскрыть глаза, ни закрыть их.

Скрипнула дверь. Послышались шаги. Твердые, решительные, мужские — Кагул. Мягкие, семенящие — Оксаны. Таня зажмурилась еще сильнее. Ей не хотелось никого видеть, а тем более — говорить...

Тяжело вздохнув, Кагул остановился рядом с кроватью. Затем опустился в стоящее рядом кресло — было слышно, как заскрипели старые, продавленные пружины.

— Все время так лежит, — почти шепотом сказала Оксана, — ни ест, ни пьет... Ничего. Наташу не хочет видеть. Как с кладбища пришла, так слегла.

Это была неправда: после кладбища Таня ходила. Долго ходила вдоль каждой стены комнаты, то заламывая руки, то заливаясь истерическим, полубезумным смехом.

Еще она пила воду. Бесконечно пила воду, и бутылки с водой все время стояли рядом с кроватью. Ее мучила страшная жажда. Все изнутри пекло, и Тане казалось, что она горит заживо, что это пламя, пожирающее ее внутренности, и есть разновидность того ада, в который она попала при жизни. И она справедливо, по совести заслужила туда попасть и в нем гореть.