Копи Хаджибейского лимана

— Ну, я дальше по Екатерининской пошел... — продолжал Кагул, — и подумал, вот... Что надо бы нам наведаться еще на эту улицу! Очень есть интересные места. Там, в доме № 3 по улице Екатерининской, я, знаешь, что нашел? Одесское торгово-учетное общество взаимного кредита! Это же золотое дно! Ты только представь, какие деньги там, если они кредит выдают! Та еще контора. И наличные наверняка в сейфах. Если подумать... А рядом тоже неплохо! Акционерное общество «Транспорт». А если подумать и обе этих конторы взять? По Екатерининской? Что скажешь?

— Потом... — с хрипом выдавила из себя Таня, и Кагул от неожиданности чуть не подпрыгнул, обрадовавшись, как будто она действительно заговорила с ним, а не бросила слово, чтобы отвязаться.

— Ну потом, так потом! — радостно продолжил он. — Ты умная, ты что-то придумаешь. С тобой мы что угодно можем взять!

Таня, несмотря на слабость, едва не закричала в голос. Ну как объяснить этому человеку, что больше она ничего не хочет брать?! Ничего и никогда! Все внутри у нее рвалось и кипело, пламя ада живьем пожирало ее, а он говорил про какие-то налеты...

Сквозь туман в голове Тане вдруг подумалось, что выходить из этого мира, отказываться быть его частью, а значит, на языке бандитов — предавать — это смертельно опасно. Беда будет грозить и ей, и Наташе, если Кагул вдруг поймет, что Алмазной нет и больше не будет — никогда...

Ну и пусть он ее убьет! Эта мысль, пришедшая внезапно ей в голову, принесла Тане нечто вроде облегчения. И, раскрыв глаза, она неожиданно обернулась к нему:

— Мне плохо, Кагул, — Таня в упор смотрела на его суровое, обветренное лицо. — Мне очень плохо...

— Да вижу я... — тяжело вздохнул он, — только вот не знаю, что делать. Может, доктора все-таки привести?

— Не нужен мне доктор, — не мигая, Таня смотрела на него в упор, — ты оставь меня в покое. На некоторое время. А кредитное общество сам возьми. Я не могу пока.

— Да не хочу я без тебя! — Кагул только рукой махнул. — Подожду, пока поправишься.

— Я не скоро поправлюсь, — покачала головой Таня, — у меня в душе болезнь. Это не проходит просто так. А ты людей не зли. Застоятся люди — сердиться будут. Ты сам на дело с ними пойди. Не теряй их. А я придумать тебе помогу. Все тебе придумаю... А теперь уходи...

— Ну, как скажешь... Ладно, — было видно, что Кагул задумался, и Таня очень надеялась, что он оставит ее в покое.

К вечеру ее квартира наполнилась шумом, громким голосом, и в спальню, благоухая духами и топоча модными ботинками, ворвалась Фира. Таня поняла, что ее прислал Туча.

Неожиданно Таню обрадовало появление подруги. Фира была частью прошлого, знакомого ей мира. Она была единственной подругой, которая осталась, и Тане очень нравилась ее теплая душевная простота. Несмотря на свою сложную жизнь, Фира была душевным человеком. А замужество с Соляком пошло ей на пользу, убрав из ее души желчность, злоязычие и зависть, которые всегда существуют в душе женщины, неудачливой в личной жизни. Фира расцвела. Она никогда не страдала душевными переживаниями. Ей не за чем было страдать. И Таня вдруг подумала, что это было хорошей идеей Тучи (у которого почти все идеи были хорошими) — прислать к ней Фиру.

При виде подруги Таня даже села в кровати — Оксана аж руками всплеснула, войдя за гостьей в комнату.

— А ну вставай, чего разлеглась! — затараторила с порога Фира. — Вы токо загляньте за тот фасон! Лежит зашмаленная, патлы куцые, тухес весь высох — мне бы так. Морда синяя, как у синюшки, только без бормотухи! Шо ты за себя сделала? А ну живо вставай! Шо за фасон! Развела тут...

— Больна я, Фира, — попыталась что-то сказать Таня.

— Ничем ты не больна! — перебила ее подруга. — За сейчас оглобли выпростаешь, да поешь до человека, я тут еду принесла — рибки, сыру, форшмака. Картошечку пусть твоя деревня пожарит. — Оксана закивала головой. — И поешь! А до завтра... Ты знаешь, шо будет до завтра! Мы до кина с тобой пойдем, где снимать!

— Что? — внезапно заинтересовалась Таня, уже забывшая, что кино когда-то было важной и интересной частью ее жизни. — Это как?

— А вот так! На кинофабрику! Там за сейчас кино за одесских бандитов снимают! У меня пропуск!

— Да ты что? — К Тане вдруг стала возвращаться жизнь. — Правда?

— А то! Шоб я тебе дохлый гембель делала? Тю! — всплеснула руками Фира. — Кому, как ни до тебя, кино за одесских бандитов смотреть! Поедем завтра с утречка, подберешь тут сопли, морду румянами намажешь — и глянь, опять человек, а не кура синюшняя, шо из-под ихнего колхозу большевистского вылезла! — оглянулась она на Оксану. — Ну так шо? Идешь за кинофабрику?

— Иду! — В голосе Тани вдруг послышалась жизнь, да так сильно, что она неожиданно для самой себя встала с кровати. — Раз уж кинофабрика работает...

— Ще как работает! До того работает, шо дым столбом! Такой шембель, шо тибе ша! — бодро тараторила Фира. — То за одно кино, то за другое... А ты лежишь тут, как дохлая кура до смитника... Тю! Глаза в мои не смотрели за то! Холоймес! Лучше уж кина!