Решительно поднявшись еще на несколько ступенек, которые разделяли коридоры, и отдышавшись, Таня постучала в нужную ей дверь. И только потом сообразила, что стук вышел слишком настойчивым и громким и уж точно наверняка неприличным. Однако дверь распахнулась сразу, и на красивом лице Вилена Таргисова расплылась восторженная улыбка.
— Вы? Какой приятный сюрприз! Вы даже не представляете, как я рад вас видеть! — Голос его звучал радостно, и Таня подумала, что так умело вряд ли можно притворяться.
— Вы извините, что я без предупреждения, вот так... — Она боком протиснулась в кабинет, демонстрируя совершенно не свойственную ей наглость, — но мне надо с вами поговорить... Очень! Я вас не отвлекаю?
— Нет, конечно! Ради вас готов отложить все дела. Вы не поверите, но я о вас думал. Мне рассказали вашу историю. Как это печально — потерять мужа.
— Да, очень печально, — Таня потупила глаза.
— А знаете что? — оживился Таргисов. — Тут за углом есть неплохая чайная! В ней вкусные беляши подают. Почти как в моем родном Баку. Давайте попьем чай, там и поговорим!
— С удовольствием! — Тане только это и было нужно. Она живо поддержала разговор: — Вы родились в Баку?
— Да, и провел там детство, — ответил Тарги-сов. — А потом судьба помотала меня по миру. Все время переезжал с родителями. Где я только ни побывал! — Он запер кабинет и, подхватив Таню под локоть, уверенно повел к выходу. Ей вдруг подумалось, что со стороны они напоминают влюбленную парочку. Но это не было ей неприятно — совсем наоборот.
Располагавшаяся в подвале чайная оказалась уютной и тихой. Скатерти в красную и белую клетку навеяли на Таню ностальгические воспоминания — ей вспомнился кабачок на Садовой, по наследству полученный от Корня, в котором было так же уютно, как и здесь. Людей внутри было не много. Очевидно, не все знали это место. А может, просто боялись страшного соседства — расположенного совсем рядом городского управления НКВД.
Им подали горячий чай в запотевших стаканах в элегантных серебряных подстаканниках и пышные, сочные беляши, от которых еще шел пар. Они распространяли восхитительный запах мяса и специй, и Таня подумала, что уже давно не ела ничего подобного. Эти беляши были бесподобны! Они просто таяли во рту, даря полузабытое ощущение восторга — совсем как в детстве.
— Вот видите! — улыбнулся Таргисов, не сводя глаз с восторженного лица Тани. — Я же говорил... Очень вкусно! Я недавно открыл это место. С тех пор и хожу сюда обедать, когда выдается свободная минутка. А бывает это не всегда.
— Как вам на новой работе? — спросила Таня.
— Тяжело. Привыкнуть пока не могу, — честно ответил Таргисов, вмиг став серьезным, — многое меня удивляет... И город, и люди... Да и работы непочатый край.
— Понимаю, — кивнула Таня. Но, как выяснилось, Таргисов пока говорил не о беспризорниках.
— Хорошо, что вы меня застали. Я только этим утром из села вернулся, — заговорил он. — Был в таком селе — Кустари. Слыхали?
— Нет, — пожала плечами Таня.
— И я не слыхал — до вчерашнего дня. А там забастовка была. Голодные бунты. Пришлось усмирять, — тяжело вздохнул Таргисов... — Знаете, вы мне кажетесь человеком, с которым можно говорить откровенно. Я разбираюсь в людях. Вы хороший человек. А мне очень нужно с кем-то поговорить. Хорошо, что это вы. Спасибо вам за это! Так вот — в начале недели в газете «Одесские новости» сообщалось, что за последнюю пятидневку по всей территории СССР заготовлено 55,5 тонн хлеба. За предыдущую пятидневку — 46 тонн. А в селе Кустари бывшей Херсонской губернии в образовавшейся сельхозартели повысили пай. Они яростно защищались, но в конце концов пришлось выполнить постановление. Начались бунты. Работяги разгромили хлебную лавку, забрали хлеб. Пришлось для острастки задержать некоторых, потом — выпускать. По секрету мне сказали, что сельхозартель должна выплатить 90 тысяч рублей государству. А где деньги взять? Вот и решили надавить на работников! Двойное дно! С одной стороны — бодро рапортует о пятидневке, а с другой — живым, работающим людям хлеба не хватает! — Таргисов увлекся и говорил уже как бы сам с собой.
Таня слушала очень внимательно. Не особенно разбираясь в политике, она чувствовала, что в стране происходит что-то не то. И вот теперь, слушая Таргисова, начинала понимать абсолютно новые вещи. К тому же он упомянул «Одесские новости» — газету Сосновского. Таня поневоле подумала о том, как, должно быть, тяжело приходится Володе, с его тонкой душой и чувствительным сердцем, публиковать заведомую ложь.
— Познакомился я с двумя девушками, — продолжал Таргисов свой рассказ, — обе сироты, у обеих родители убиты во время гражданской войны. У одной — в Херсоне, у другой — в соседнем селе