Копи царя Соломона

– Да, дело плохо, – сказал сэр Генри, и его звучный голос немного дрогнул. – Признаюсь, я совсем не надеюсь увидеть завтрашнее солнце. Насколько я понимаю дело, Белые, с которыми я пойду, будут драться до последней капли крови, чтобы дать время боковым отрядам незаметно подкрасться к Твале и обойти его с тылу. Пусть так. По крайней мере, умрем мужественной смертью. Прощайте, старина, желаю вам удачи. Надеюсь, что вы уцелеете и загребете целую кучу алмазов, а в таком случае примите мой совет и старайтесь никогда больше не связываться с претендентами!

Через минуту Гуд стиснул наши руки и ушел; потом пришел Инфадус и проводил сэра Генри на его место впереди Белых, пока я, преисполненный всяких опасений, отправился вслед за Игноси к своему посту в рядах второго наступательного отряда.

XIV «Белые» отличаются в последний раз

Через несколько минут отряды, которым было поручено фланговое движение, неслышно тронулись с места и пошли, тщательно стараясь держаться под прикрытием холмов, чтобы скрыть свои движения от зорких глаз неприятельских разведчиков.

После того как они тронулись, прошло целых полчаса, если не больше, прежде чем шевельнулись Белые и назначенный им в подкрепление полк «Буйволов». Они составляли вместе центр армии, и им предстояло выдержать главный натиск врага.

Инфадус был старый и испытанный полководец и прекрасно знал, до чего важно поддерживать бодрость духа в солдатах перед такой отчаянной битвой, как та, которая им предстояла. А потому он воспользовался свободной минутой и обратился к своим Белым с поэтической речью: он объяснил, что на долю им выпала большая честь, ибо их поставили во главе всего остального войска, в рядах их будет сражаться великий белый воин, и посулил щедрые награды всем, кто доживет до торжества Игноси. Я посмотрел на бесконечный ряд развевающихся черных перьев, на осененные ими суровые лица, и глубоко вздохнул при мысли о том, что через какой-нибудь час большая часть этих доблестных ветеранов (если не все), среди которых не было ни одного моложе сорока лет, будет повержена во прах, кто мертвым, кто умирающим…

Им было суждено умереть, и они это знали. Им предстояло удерживать один неприятельский полк за другим на узкой полоске земли, пока их не уничтожат всех до единого или пока наступательные отряды не дождутся благоприятной минуты, чтобы напасть на Твалу. А между тем они не колебались ни минуты, и я не мог уловить на их лицах ни малейшего признака чего-нибудь похожего на страх. Они стояли недалеко от меня, собираясь идти на верную смерть и проститься навеки с благословенным светом дня, и могли созерцать без всякого содрогания ожидающую их участь. Даже в такую минуту я не мог не сравнить состояние их духа с моим собственным, которое было далеко не из приятных, и не вздохнуть от зависти и восхищения. До сих пор я ни разу не встречал такой абсолютной преданности долгу и такого полного равнодушия к его горьким плодам.

– Смотрите – вот ваш вождь! – заключил старый Инфадус, указывая на Игноси. – Идите сражаться и гибнуть за него, как повелевает долг храбрых!

Наступила минутная пауза, после чего в сомкнутых рядах воинов вдруг раздался глухой гул, подобный отдаленному шуму морского прилива: то был тихий звон шести тысяч копий, слегка ударявшихся о щиты. Он раздавался все громче и громче, все разрастался и разрастался и наконец разразился громовыми раскатами, точно грозовая туча, загрохотавшая в горах, и наводнил весь воздух волнами могучих звуков. Потом он стал утихать и наконец совсем замер… И тут, точно оглушительный взрыв, прогремел приветственный клич воинов.

Игноси отвечал на это торжественное изъявление преданности, приветствуя войска поднятым копьем. Затем Белые двинулись с места, построившись в три ряда, приблизительно по тысяче человек в каждом, не считая предводителей и военачальников. Когда они отошли шагов на пятьсот, Игноси встал во главе «Буйволов», и мы тронулись вслед за Белыми. Не раз мне случалось попадать в очень скверное положение, но в таком скверном, как это, кажется, ни разу не приходилось быть. Когда мы подошли к началу спуска, Белые успели уже пройти полпути вниз по горному склону, переходившему в луговую полоску, которая вдавалась в выем, образованный изгибом холма, как раковина лошадиной ноги в копыто. В лагере Твалы на равнине заметно было сильное волнение; полки́ за полка́ми выходили оттуда и спешили занять выход на равнину, прежде чем мы успеем туда дойти.

Полоса, соединявшая холм с равниной, была всего триста шагов длиной и даже в основании, то есть в самом широком месте, не превышала трехсот пятидесяти шагов в поперечнике; а в конце, там, где она примыкала к склону холма, в ней было всего-навсего девяносто шагов. Белые, спустившись по склону холма к началу этой полосы, образовали колонну, прошли таким образом вплоть до того места, где она расширялась, построились прежним порядком и стали как вкопанные.