Наступил день свадьбы Маргарет и Питера. Питер выехал из ворот тюрьмы и остановился у ворот дворца, как ему было приказано. Он был одет в белые доспехи, присланные ему в подарок королевой в знак ее добрых пожеланий в предстоящем поединке с Морелла. На шее у него висел на ленте рыцарский орден Сант-Яго, на щите был изображен герб Питера – устремляющийся вниз сокол. Это изображение повторялось и на белом плаще. Позади него ехал знатный дворянин, державший в руках его шлем с перьями и копье. Сопровождал их эскорт королевской стражи.
Ворота дворца раскрылись, и из них на коне выехала
Маргарет в великолепном белом с серебром наряде. Вуаль была приподнята так, что было видно лицо. Ее сопровождали дамы, все на белых лошадях, а рядом с Маргарет, почти затмевая ее роскошью своей одежды, ехала вместе со своей свитой Бетти, маркиза Морелла, – по крайней мере, пока.
Хотя Маргарет никогда нельзя было назвать иначе, как прекрасной, сегодня она выглядела утомленной и бледной, когда приветствовала своего жениха у ворот дворца. В этом не было ничего удивительного – ведь она знала, что через несколько часов его жизнь будет поставлена на карту в смертельном поединке, а завтра отец ее будет заживо сожжен в Квемадеро.
Они встретились, приветствовали друг друга; запели серебряные трубы, и сверкающая процессия двинулась по узким улицам Севильи. Питер и Маргарет не обменялись и несколькими словами – сердца их были слишком полны, они уже сказали друг другу все, что можно было сказать, и теперь ждали исхода событий. Однако Бетти, которую многие в толпе принимали за невесту, потому что она выглядела гораздо более счастливой, чем они оба, не могла молчать. Она упрекнула Маргарет за то, что та не радуется в такой день.
– О, Бетти, Бетти, – ответила Маргарет, – как я могу быть веселой, когда на сердце у меня лежит тяжесть завтрашнего дня!
– Пусть она провалится, тяжесть завтрашнего дня! –
воскликнула Бетти. – С меня хватает тяжестей сегодняшнего дня, однако я не унываю. Никогда в жизни мы не будем ехать так, как сейчас, когда все смотрят на нас и каждая женщина в Севилье завидует нам и милости к нам королевы.
– Я думаю, что это на тебя они смотрят и тебе завидуют,
– сказала Маргарет, бросив взгляд на эту блистательную женщину, едущую рядом с ней.
Она понимала, что красота Бетти затмевает ее собственную, во всяком случае в глазах уличной толпы, подобно тому как роза, сверкающая на солнце, затмевает лилию.
– Может быть, – улыбнулась Бетти. – Но если это так, то только потому, что я легче смотрю на вещи и смеюсь даже тогда, когда мое сердце истекает кровью. В конце концов, твое положение гораздо более прочное, чем мое. Если твой муж должен сейчас сразиться насмерть, то же самое должен делать и мой муж, а, между нами говоря, я больше уверена в победе Питера. Он ведь очень упорный боец и удивительно сильный – слишком упорный и слишком сильный для любого испанца.
– Да, это так, – слабо улыбаясь, произнесла Маргарет. –
Питер – твой защитник, и, если он проиграет, на тебе навсегда останется печать служанки и безродной женщины.
– Служанкой я была или, во всяком случае, чем-то вроде этого, – заметила Бетти задумчиво, – а что касается моего происхождения, то это уж что есть. Зато я могу выдержать там, где другие не выдержат. Так что это все меня не очень волнует. Меня беспокоит другое: что, если мой защитник убьет моего мужа?
– Ты не хочешь, чтобы он был убит? – Маргарет посмотрела на Бетти.
– Пожалуй, нет, – ответила Бетти слегка дрогнувшим голосом и на мгновение отвернула лицо. – Я знаю, что он мерзавец, но ты понимаешь, я всегда любила этого мерзавца, так же как ты всегда ненавидела его. Поэтому я ничего не могу с собой поделать, но я бы предпочла, чтобы он встречался с кем-нибудь другим, у кого удар не так силен, как у Питера. Кроме того, если он погибнет, его наследники обязательно начнут судиться со мной.
– Во всяком случае, твоего отца не собираются сжечь завтра, – сказала Маргарет, чтобы переменить тему разговора, которая, по правде говоря, была не из приятных.
– Нет, кузина. Если мой отец получил по заслугам, то его безусловно сожгли и он все еще продолжает гореть – в чистилище, – но, видит бог, я никогда не брошу вязанку дров в его костер. Однако твоему отцу не грозит такая опасность, так зачем терзаться по этому поводу?
– Почему ты так говоришь?– удивилась Маргарет, которая не посвящала Бетти в детали заговора.
– Я не знаю, но я уверена, что Питер вызволит его из беды. Питер – это посох, на который можно опереться, хотя и выглядит он таким черствым и молчаливым, – в конце концов, это свойства посоха.. Смотри, вон собор: разве он не красив? И огромная толпа народа ожидает у дверей.
Теперь надо улыбаться, кузина. Кланяйся и улыбайся, как это делаю я.
Они подъехали к собору, и Питер, соскочив с коня, помог сойти своей невесте. Процессия выстроилась в должном порядке, и они проследовали в собор, сопровождаемые церковными служителями с жезлами.